Заявление Губайдуллиной Сугдуны в МВД Республики Татарстан о реабилитации

Я, Губайдуллина Сугдуна Масгутовна , дочь хазрята и модарриса 3-ей махалл (прихода) д. Байрака Губайдуллина Масгута Габделгалеевича 1874 года рождения, жившего и умершего от тифа в 1921 году в д. Байрака бывшего Бугульминекого уезда Чеканской волости (ныне Бавлинский район Татарстана), свидетельствую.

После Октябрьской революции земли, принадлежащие нашей семье, а позднее и сад были конфискованы.

В 1929 году увели трех лошадей, коров, овец, отобрали часы с боем и два рулона линолеума, а также 12 ульев и шесть машин сельхозтехники - сеялка, веялка, жатвенная машина, молотилка, сенокосилка, согребалка (это из того, что я запомнила).

Потом конфисковали наш дом под железной крышей из шести комнат и кухни, мы были вынуждены жить в амбаре, а с наступлением холодов - в бане.

В 1927-1929 годы я училась в школе II ступени в городе Бугульме . В конце второго года обучения была исключена из школы по причине социального происхождения. Мне был выдан документ, исключающий возможность дальнейшего обучения. Это было для меня настоящим потрясением, я долго болела.

В конце 1929 года мы уехали из деревни Байраки в Казань .

В начале 1930-го года из-за невозможности устроиться на работу, семья (я, моя мама и братья Кашаф и Мидхат) вынуждены были уехать из Казани, решили поехать в Узбекистан, в г. Коканд , где жил и работал товарищ моего брата. В Ташкенте , на станции, задержали всех пассажиров нашего поезда и стали проверять документы. Отпускали только тех, кто ехал в командировку. Поскольку у нас не было места работы, нас задержали, обыскали, отняли все документы (метрические справки, справки об образовании и трудовой деятельности и др.), фотографии и семьсот (700) с лишним рублей денег, вырученных от продажи оставшегося нашего имущества.

В числе многих, снятых с поезда, нас заперли в церкви, приставили стражу.

Через три недели, ничего не объясняя, нас погрузили в три товарных вагона и привезли в г. Аральск .

Нас поселили в одну из землянок большого концлагеря .

Так, не зная за что и на какой срок, мы стали спецпереселенцами. При большой скученности народа, в условиях полной антисанитарии, каждый день умирало по несколько десятков человек от дизентерии и др. болезней, в основном дети. Не было пресной воды и еды.

Через несколько дней моих двух братьев, Кашафа и Мидхата, с группой других мужчин отправили пешком на полуостров Куланды , а нас с мамой отправили туда после открытия навигации на судне.

На Куландах до глубокой осени жили под открытым небом. К зиме силами самих переселенцев был построен поселок с домами из камыша и саманного кирпича.

До 1931 года меня привлекали к разным работам: я жала и вязала в снопы камыш, вязала сети, делала кирпич для стройки и другие работы - все это без всякой оплаты.

В марте 1931 года меня взяли на регистрацию пайщиков казахского населения, а с 1 апреля 1931 года оставили счетоводом Куландинского сельпо. Работе научил меня брат Кашаф.

После сдачи годового отчета за 1932 год в 5-ой Комендатурой ППО ГПУ я была оставлена на счетной работе в г. Аральске. С зарплаты удерживали сначала 50%, потом 5% на содержание Управления лагерей особого назначения .

В 1936 году я была освобождена за активную культмассовую работу, но без права выезда из Аральска.

В 1938 году я вышла замуж за спецпереселенца, и у меня снова отобрали паспорт. Освободили из трудпоселения в феврале 1942! года.

После демобилизации мужа в 1946 году мы поехали с ним в Казань , но в прописке мне отказали, так как в паспорте значилась Статья о спецпереселении. Смогли устроиться в г. 3еленодольске , где я проработала на Поволжском фанерном заводе с 1947 по 1969 год до моего выхода на пенсию.

Ссылки: