Рыцарь термоядерной эпопеи (В. Коган)

Владимир Коган ( Книга "творцы ядерного века. И.Н. Головин" ) 

Игорь Николаевич Головин - одна из наиболее ярких фигур советской и международной истории исследований по управляемому термоядерному синтезу (УТС) . На рубеже 1950-1951 годов в свои 37 лет - первый заместитель И.В. Курчатова по институту и один из главных координаторов незабываемого "мозгового штурма" проблемы магнитного термоядерного реактора (МТР) в рамках регулярных "оперативок" в ЛИПАНе (поначалу еще с участием пионеров проблемы А.Д. Сахарова и И.Е. Тамма ), а в последующие почти полвека - лидер актуальных направлений программы УТС.

Жизненный путь и многогранная личность этого замечательного человека будут, не сомневаюсь, полно и по достоинству охарактеризованы в книге воспоминаний, а я ограничусь лишь немногими штрихами к его портрету. Увлекающий энтузиазм и непоказная преданность Делу Эти основные черты делового стиля Головина хоть и, скажем прямо, не очень-то современны, но безусловно говорят сами за себя. И мне кажется уместным оценить их словами Булата Окуджавы , сказанными когда-то в нашем Курчатовском Доме культуры (о другом человеке и по другому поводу, но по своей сути "универсальными"): "А разве это мало?!" В своей работе Игорь Николаевич делал упор не на "общее руководство" (как известно, не всегда отличимое от простого перекладывания своих обязанностей на чужие плечи), а на максимально результативный собственный вклад. И так было "всю дорогу" - будь то совместное с Н.А. Явлинским руководство исследованием плазмы первых в мире токамаков , масштабный разворот нового направления - Огры , или последующая (в большой мере - индивидуальная) разработка актуальной проблемы малорадиоактивного УТС ; на этом этапе неубывающая (можно сказать - "на плато"!) творческая активность И.Н., как-никак уже немолодого человека, прямо-таки бросалась в глаза. В повседневном общении Игорь Николаевич был очень естественен и демократичен, напрочь лишен даже следов "начальственного" барства. Эта его черта проявлялась, между прочим, в регулярном участии в коллективных "субботниках" на овощехранилищах (как бы ни относиться к этому мероприятию, так или иначе окрасившему - если и не всегда экономически, то психологически - не один десяток лет истекшей эпохи). Эпизоды растянувшейся "дуэли" Непростые отношения сложились у Игоря Николаевича со Львом Андреевичем Арцимовичем . На эти отношения накладывалась, не говоря уже о естественной роли "третьего, но отнюдь не лишнего" И.В. Курчатова , существовавшая в 1950-1958 годах некая "административная взаимоподчиненность" обоих лидеров: Арцимович возглавлял в ЛИПАНе всю экспериментальную программу УТС , а Головин был не только начальником одного из секторов, подчиненных Арцимовичу, но и первым заместителем самого Курчатова. Отношения между И.Н. и Л .А. нашли косвенное отражение в очень интересных воспоминаниях И.Н. о М.А. Леонтовиче и А.Д. Сахарове в рамках освещения Головиным общей роли Л .А. Арцимовича в работе первых международных конференций по УТС ( Женева, 1958 ; Зальцбург, 1961 ). Однако здесь я ограничусь парой "московских" примеров.

Год 1948. Головин еще не заместитель Курчатова, а лишь начальник одного из секторов тогдашнего отдела электроаппаратуры (ОЭА) , возглавляемого Арцимовичем. Выступая на партсобрании ОЭА, Игорь Николаевич подвергает критике Льва Андреевича - своего прямого начальника (тогда, кстати, еще члена-корреспондента АН СССР):

- Когда ко Льву Андреевичу приходишь с каким-либо новым предложением, получаешь только один из двух ответов: либо "Бред сивой кобылы!", либо "Да-да, я уже об этом думал". Вот так - "здесь ни убавить, ни прибавить", как сказал А. Твардовский. Но ведь и Л.А., как хорошо известно, за словом в карман не лез. В этом плане вспоминается его ироничная оценка одного научного прогноза И.Н. уже в "огринский" период (где-то в 1960-е годы), когда оптимизм Головина породил следующий рабочий сценарий повышения плотности плазмы в Огре: по истечении каждого очередного года эта плотность должна была возрастать на целый порядок величины. (Эту свою иронию Арцимович подкреплял предложением пари по осуществимости/неосуществимости указанного прогноза, ставя на кон... корзину с изрядным числом бутылок коньяка. Головин рассказывает... С Игорем Николаевичем я общался без малого 50 лет. К сожалению, не часто и в основном лишь на профессиональной почве. Однако в последние годы его жизни мне повезло больше - случились две непродолжительные совместные поездки (в мае 1991 года в Арзамас-16 в связи с 70-летием тогда уже покойного А.Д. Сахарова и в июне 1995 года на бывшую дачу Сталина на Валдае, где происходила молодежная научная конференция по УТС), и там я ближе узнал И.Н. с относительно новой для меня стороны - его внутреннего мира. Он был прекрасным рассказчиком, и от него я услышал не только о ряде подробностей советской атомной эпопеи и ее героях- Сахарове , Зельдовиче , Флерове и других, но и об интересных штрихах его собственной родословной. Я и прежде знал о его "профессорском" происхождении, но, например, не о том, что в его жилах течет (с материнской стороны) кровь греко-испанского рода Молас . Один из отпрысков этого рода был русским морским офицером и погиб в 1904 году в Порт-Артуре на броненосце "Петропавловск" вместе с адмиралом С.О. Макаровым . Другой был (неисповедимы пути Твои, Господи!) испанский генерал Мола - это имя одного из сподвижников мятежного генерала Франко в знаменитой гражданской войне в Испании 1936- 1939 годов я помнил еще со школьного возраста; он тогда штурмовал республиканский Мадрид.

Большее место в рассказе И.Н. занимал другой генерал - Николай Иванович Павлов (1914-1990) , видный деятель советского атомного проекта, начальник оружейного главка Минсредмаша (ему заметное место в своих "Воспоминаниях" уделил А.Д. Сахаров, а в посвященном Сахарову сборнике "Он между нами жил..." - и сам И.Н. Головин).

В свое время Павлов возглавлял управление МГБ по Саратовской области, а затем в "предтермоядерные", а отчасти и "термоядерные" годы он был уполномоченным Совмина СССР ( замдиректора по режиму ЛИПАНа ) Курчатовской Лаборатории N2. Мне запомнилось, в общих чертах, выступление Павлова на партконференции ЛИПАНа в августе 1952 года, а также (со слов А.Б. Мигдала, в теорсекторе которого до перехода в сектор М.А. Леонтовича работал и я) определенная его компетентность в научно-технических вопросах. После полного перехода Павлова в министерство наш небольшой теорсектор разместился в его бывшем просторном кабинете в главном здании ЛИПАНа - было это как раз в первые термоядерные годы (1951 - 1953). Именно с этим кабинетом связан запомнившийся эпизод 1952 года, когда в ожидании "головинской оперативки" в него зашел молодой тогда А.Д. Сахаров и с неким черноватым юмором поделился со мной и В.С.Кудрявцевым следующим прогнозом: "Два месяца работы Большой модели и мировому империализму - хана!" (имелось в виду, что ожидавшееся быстрое решение проблемы тороидального МТР как мощного генератора нейтронов позволит резко ускорить наработку трития и делящихся материалов для ядерного оружия).

Эволюция взглядов "раннего" Сахарова в последующие десятилетия общеизвестна (см. в особенности сборник "Он между нами жил..."). В чем- то сходная с ней эволюция взглядов самого И.Н. Головина видна из его статьи "А.Д. Сахаров - основоположник исследований управляемого термоядерного синтеза в нашей стране". (Замечу, что эта эволюция произошла, как и у Сахарова, не в одночасье и включала, в частности, 1970-е годы, когда написание Игорем Николаевичем неотцензурированной истории советского УТС привело чиновников тогдашнего Госкомитета по атомной энергии к созданию для И.Н. временного "невыездного" статуса.)

Так или иначе, в описываемые 90-е годы на меня произвел впечатление рассказ Игоря Николаевича о том, что горбачевская перестройка вызвала у генерал-лейтенанта Павлова горькое признание: "Вся моя жизнь прошла напрасно". Сам И.Н., публично выражавший в те годы некую свою концептуальную "переполюсовку", интерпретировал эти слова как выражение некоего раскаяния. Другие же люди - скорее как глубокую досаду, как результат неудачи дела, которому Павлов отдал всю свою жизнь. Какая из этих двух интерпретаций - раскаяние или досада - ближе к истине, сейчас выяснить трудно. Впрочем, как гласит один афоризм, "Мысль, переставшая быть спорной, становится уже неинтересной..." И все-таки мне подумалось: назовите еще одну такую область науки и техники, которая сыграла бы столь судьбоносную роль на перепутьях Истории (да и в умах ее творцов!), как это произошло во второй половине XX столетия с термоядерным синтезом - неуправляемым и управляемым.

Ссылки: