Тамм И.Е.: 11 ноября 1922 года. Москва

Родная моя Наташунчик, пишу опять, чтобы разобраться в своих впечатлениях. Был на заседании Физического общества, иду сегодня к Лазареву на коллоквий, говорил с двумя-тремя молодыми физиками. Два впечатления определенны.

Во-первых, убожество здешних физиков. Теоретиков нет. Т. е., например, Предводителев считается большим человеком здесь! Его доклад, которым восхищаются, - по-моему, глупость. Кроме него, по теории есть Андреев2 , который не имеет кафедры, и Богуславский3 , об глупости которого я слышал от Леонида Исаковича и который сейчас за границей. Учиться здесь, за исключением Леонида Исаковича, не у кого - это определенно.

Так что нужно создать возможность самому работать по возможности независимо. Во-вторых, здесь нельзя уйти от общественно-политического выявления своей физиономии - в делах высшей школы, конечно, - как это было в Одессе. Здесь слишком всепроникающа борьба партий и течений в высшей школе. Нужно выбрать берег. Около Свердловского [университета] создается сейчас группа ученых для борьбы за советизацию высшей школы .

Лозунги - борьба с монополией стариков, не дающих развиваться науке; за пролетаризацию школы, т. е. за классовый подбор студентов, для того чтобы рабочие и крестьяне овладели наукой, ее методами и достижениями, вплоть до самых ее вершин; борьба с проникновением в науку мистических, религиозных взглядов, идей о целесообразности в природе, о идеях добра в ней и т. д.; в области общественных наук - борьба за марксизм.

Вчера я согласился пойти в качестве научного сотрудника в Свердловском университете и тем самым примкнуть к этой группе. Но должен сказать, что мне нелегко делать этот шаг. Так сильно не хватает тебя, родная, чтобы поговорить, излиться, посоветоваться, не можешь себе представить, как тебя не хватает. Пошел бы я в Свердловский, если бы было возможно найти теперь же нейтральное место, обеспечивающее возможность работы.

Нет, хотя убежден, что к этой группе примкнул бы, все же осмотревшись здесь. Пошел ли бы я в Свердловский, если бы все, что пишу я, написали бы мне в Одессу? Нет, вероятно, хотя сейчас для меня многое разъяснилось. Есть выводы из основных моих взглядов, которые я делал раньше, но последнее время от них отказался, не желая замечать непоследовательности. Меня заставляют быть последовательным, и это хорошо. Например, особые, исключительные качества и структура нашей физической лаборатории заставили меня забыть о необходимости переделать нашу высшую школу в целом. Мы много говорили с обоими Борисами .

Я написал тебе первое письмо, считая, что мы разошлись. Оказалось, действительно в большой мере спор о словах. Под материализмом в значительной степени они подразумевали то, что писал о борьбе с идеалистическими течениями в науке на предыдущей странице - на этом я всегда стоял твердо. Что же касается других вопросов, то я говорил, что в биологии я считаю вероятным принципиальную несводимость жизненных явлений к неорганическим. Приняли.

В социальных вопросах я говорил им то, что говорил тебе когда-то, о белой и черной интеллектуальной кости, о абсурдности демократизма и о неизбежной диктатуре интеллектуально сильных над слабыми даже при социализме. Согласились.

В чем обнаружилось действительное расхождение - это в основных философских вопросах; оказалось, что я ближе всего к махизму , к агностицизму, с чем борется ожесточенно материализм. С этим расхождением они примирились скрепя сердце. В политической области споров не было, был обмен мнений. Завадовский хотя не в партии, но фактически коммунист. Я понял теперь их позицию, чего не мог понять из Одессы.

Со своей стороны, я много рассказал о себе, особенно Завадовскому, о своих сомнениях, об отпечатке, который наложили на меня эти три года.

Сейчас напишу тебе о некоторых выводах, которые принужден был сам сделать, излагая свои мысли. Между прочим, я несколько раз подчеркивал, что знал твердо, что старую школу надо сломать. Я не знаю, как строить новую.

Ссылки: