Татищев о веротерпимости

Чрезвычайно смело ставит Татищев вопрос о сосуществовании в рамках государства различных религий и верований. Его собеседник как будто резонно ставит вопрос о том, что "разность вер в государстве вред наносит". Татищев также замечает, что "некоторые политики... толкуют, якобы государство, монархия от разности вер небезопасна". На этом основании они "невзирая на запрещение в письме святом, силою в соединение приводить не согласных с ними, мучить и кознить или изго- нять... за благочестие и благослужение поставляют". Татищев также признает наличие опасности от различия вер, особенно там, где противоборствуют две равные по силе веры, как например, в Германии - протестантство и католичество. "Но ежели где три или более разных вер, тамо такой опасности нет", - полагает Татищев. Главное же - предупредить распри "добрыми законы". Сами эти распри обычно разжигаются попами "для их корысти", а также "суеверными ханжами и несмысленными набожниками". Между умными же людьми такие распри невозможны, "понеже умному до веры другого ничего касается, и ему равно, лютор ли, кальвин ли, или язычник с ним в одном городе живет, или с ним торгуется, ибо не смотрит на веру, но смотрит на его товар, на его поступки и нрав, и по тому с ним обхождение имеет". Комментируя приведенное высказывание, Г. В. Плеханов восклицает: "Это хоть и Вольтеру впору!" Плеханов видит в данном случае влияние Пьера Бейли (1647- 1706) - одного из самых энергичных поборников веротерпимости. Действительно, с творчеством Бейли, как и практически со всеми важными идеями своего времени, Татищев был знаком. Но согласиться с Бейли для него было едва ли не опаснее, чем самостоятельно высказать аналогичную точку зрения. Будучи профессором философии, Бейли подвергался преследованиям и во Франции,. и в Голландии (он был лишен кафедры в Роттердамском университете). И неудивительно: Бейли и в атеистах готов был видеть высоконравственных людей. В наибольшей безопасности, по мнению Татищева, находятся как раз те государства, где царит веротерпимость. Такое положение наблюдается прежде всего "во общенародных или смешанных правлениях". Из монархий к ним же Татищев относит Россию, поскольку "наша Россия не токмо разных исповеданий христиан, но магометан и язычников многим числом наполнена".

Многовековая история России, по убеждению Татищева, свидетельствует о том, что различные веры никакого ущерба стране не приносили. Напротив, в Смутное время "нагайские. касимовские и другие татары, а при Разине черемиса многую противу бунтовщиков услугу показали". Выступления же разных народностей против правительства обычно носят не религиозный, а политический характер.

Принцип веротерпимости не нарушается и негативным отношением к еврейской общине и цыганам. В России, говорит Татищев, "едины жиды от Владимира II (то есть Мономаха) до днесь не терпятся, но и те не для веры, но паче для их злой природы, обманов и коварств, чрез которых многие разорения тайно христианам прилучаются, как и цыганов не для веры в государстве терпеть не безвредно". Татищеву были известны какие-то источники, говорившие о выселения евреев постановлением князей при Владимире Мономахе (в "Духовной" и некоторых других записках называется 1124 год). В известных нам сейчас летописях есть лишь глухие намеки на это в рассказе о восстании киевлян в 1113 году, когда горожане "идоша на жиды", а также в упоминании о большом киевском пожаре 1124 года, когда "погореша... жидове". В "Истории" Татищев обстоятельно рассказывает о киевском восстании и требовании киевлян о выселении иудеев. Сам Татищев при этом считал, что речь идет ие об особом народе, а о славянах, принявших через посредство Хазарии иудейскую веру. Противоречия в данном случае вызываются тем, что Татищев так и не смог для себя решить, где же первопричина зла: "в природе" народа или же веровании, названном позднее Марксом религией "своекорыстия" и "эгоизма" Задача обмирщения просматривается и в татищевской классификации наук. Помимо общепринятого деления наук на богословские и философские, ои предлагает "моральное" разделение, различия "в качестве". Согласно принципу полезности выделяются науки: "1) нужные, 2) полезные, 3) щегольские, или увеселяющие, 4) любопытные, или тщетные, 5) вредительные". В числе "нужных" на первом месте стоят "телесные науки". Поскольку природа требует от человека поддержания собственного существования, необходимы соответствующие знания: "сие имянуется домоводство", то есть по-гречески "экономия". Той же цели служит медицина. Человек должен уметь "себя от враяедующих и нападствующих сохранить и обидеть себя не допустить". Для этого обязан каждый, а дворянин в особенности, уметь владеть оружием, чтобы защитить себя и отечество. Однако этого недостаточно. Многие неприятности происходят по вине самого человека. Поэтому он должен уметь себя вести, с тем чтобы не вызвать справедливого негодования со стороны других. Об этом говорится "в правилах закона естественного", "и сие называется нравоучение". В рамках государства "собственные обороны или отмщения для общего спокойствия запрещены и оби- дителям наказания, а обиженным награждения предписаны". Поэтому необходимо знать законы и изучающую их науку - "законоучение". В число нужных наук включается и богословие. Татищев имеет в виду то, что человек в состоянии постичь бога и его учение. "Что же касается свойств или обстоятельств божиих, - полагает он, - то наш ум не в состоянии о том внятно разуметь, да и нужды нет". Иными словами, схоластические споры о природе самого божества представляются беспредметными и бессмысленными. Достаточно веры, что бог - создатель мира и во всем присутствует. В качестве же первотолчка Татищев бога, безусловно, признавал.

В числе полезных наук, по Татищеву, "письмо есть первое, чрез которое мы прошедшее знаем и в памяти храним", иногда даже лучше, чем сами творцы "прошедшего", поскольку "мнение" может быть изложено на письме. Гражданским служащим, особенно "в чинах высоких", "полезно, а иногда нужно знать красноречие", именуемое по-русски "витийством", а по- гречески "риторикой". Нужно уметь придать речи в зависимости от обстоятельств тот или иной оттенок, украсить ее примерами. Особенно полезно и нужно все это в иностранных делах, а также при сочинении книг. К "полезным" относится и знание иностранных языков. Татищев предупреждает, однако, что "сие полезно тогда токмо, когда правильно употребляемо". "Примешивание" же "иноязычных слов в свой язык вредительно". Татищева особенно раздражает модное в его время засорение русского языка иностранными словами, "да к тому не в той силе и разуме или неправильно, а для чего, того сами сказать не умеют, кроме хвастанья, что умеют чужое слово выговорить". "Всякого звания людям" полезна "мафематика", включавшая в то время целый ряд наук: арифметику, геометрию, "или землемерие", механику - "хитродвижность", архитектуру - "строительство". К математике относились также "перспектива, оптика или видение, акустика - звездосчислепие", изучение которых Татищев находил полезным "некоторым людем".

Государственным деятелям высших рангов важно учить "деяния и летописи или гистория и хронография, генеалогия или родословие владетелей... землеописание или география". В последнюю Татищев включал и "нравы людей", пропаивавших в той или иной земле. Все это нужно знать, "дабы в государственном правлении и советах, будучи о всем со благоразумием, а не яко слепой о красках разсуждать мог".

В числе полезных наук называются также ботаника и анатомия. Знание их желательно для всех и совершенно необходимо для тех, кто "себя во врачество управляют". То же откосится к физике, химии, или, по-русски, "естествоиспытанию". Зная, "что из чего состоит" и "что из того происходит и приключается", можно уберечь "себя от вреда".

К "щегольским" наукам Татищев относит умение слагать стихи, сочинять или исполнять музыку, танцевать, ездить верхом, рисовать и чертить. Последнее совершенно необходимо во всех ремеслах. Что касается остальных - они могут быть полезны "по случаю", поскольку за ними стоят правила поведения человека в обществе.

К "любопытным" и "тщетным" Татищев относит такие науки, "которые ни настоящей, ни будущей пользы в себе не имеют". Это астрология - "звездопровещание", "физиогномия, или лицезнание", "хиромантия - руко- зпание". Эти науки, по Татищеву, "ни физического, ни мафематического основания не имеют". Но у суеверных людей, "паче у людей меланхоличных", они находят благоприятную почву.

Лженауки наносят и вред, "ибо если бы мы совершенно все приключения, предписанные и неизбежные, разумели, тоб не имели нужды жить по закону". Этой фразой заодно осуждается и вера в божественное провидение. Суевериями был наполнен быт всех европейских стран. Анна Ивановна уже в 1730 году издала указ о сожжении за колдовство . Несколько раньше так же энергично боролся с "ведьмами" во Франции кардинал Мазарини . До конца XVIII века сжигали "ведьм" в Польше. "Не весьма в давних летах" все это Татищев наблюдал и в Германии и в Швеции. Он, естественно, был против таких мер и подчеркивает, что как только "перестали казнить, а учением исправляют, то и таких людей умалилось".

Разновидностью суеверий Татищев считает и организуемые "сребролюбивыми церковниками" чудеса святых. Это "зло" в России "весьма было расплодилось". Но "Петр Великий жестокими на теле наказании всех оных бесов повыгнал так, - иронизирует Татищев, - что ныне, почитай, уже не слышно".

Ссылки: