Счастливая жизнь Э.И. Стогова у бабушки с дедушкой в Рузе

Такого счастливого житья, как мое у дедушки, и вообразить нельзя! Бабушка покупала расписные муравленые кувшинчики, и, бывало, насыплет далеко не полный кувшинчик сухого гороха, нальет воды и с вечера поставит в печурку, а поутру оказывается горох выше кувшинчика; я приходил в изумление и с восторгом ел горох. После обеда [давали] пряничные коньки, петушки и человечки, да все с золотом; любил я полузамерзшее молоко - все мне давала горячая любовь бабушки! Из большой прихожей, отгороженная перегородкой комната была моей спальней.

Бабушка сама меня укладывала спать, читает молитвы и целует, и оближет мне глаза. Придет дедушка, сядет на кровать и не уйдет, пока я не усну. Помню, спрашиваю дедушку, как он знает, когда я усну, он отвечал: "знаю"; когда я спросил: "дедушка, сплю я или нет", дедушка отвечал: "не спишь", - должно быть, я невелик был.

Поутру приходит родственница из флигелька, падает в ноги дедушке и просит заступиться, что она несчастлива. На вопрос дедушки, какое несчастье, она, заливаясь слезами, говорит, что вот уже несколько дней делает все назло мужу, бранила его, а он и пальцем ее не тронул, точно она ему чужая, - какая же это любовь! Долго высказывала свое горе.

Дедушка нашел поступки мужа дурными, и бабушка подтвердила, какая же это любовь, что муж и не поучит свою жену. Отпустил дедушка просительницу с утешением, что он поправит это дело. После обеда по призыву явился виновный муж; это был мужчина лет 30-ти, прилично одетый, высокий, стройный. Не помню всего, что говорил дедушка, сначала тихо, потом гневался, виновный просил прощения и более молчал. Дедушка, закончив, сказал: "чтобы я более о таких безобразиях не слыхал, не то смотри у меня, ты знаешь, как я учу!"

Дело было к вечеру, уже зажигали огни, мы с Иваном (я забыл сказать, что и ровесник мой, лакей, был со мною) побежали через сад, одно окно флигеля выходило в сад; мы на завалинку, отдули замерзшее стекло и видели и даже слышали, как жена грубила и бранила мужа; он взял со стены полотенце, свил жгут так крепко, что он стоял в руке, схватил жену за косу, бросил на пол и преусердно бил жгутом; она извивалась под ударами жгута и все продолжала бранить; он бил ее долго, она затихала, просила прощения, подползла, целовала ноги, руки, он еще прикрикнул и погрозил жгутом, она стояла покорно и безмолвно; кончилось тем, что он обнял и поцеловались; разговора мы не слыхали. На другой день утром явилась битая, такая веселая, кланялась в ноги дедушке и бабушке, целовала руки и благодарила. Припоминая этот случай отцу в Киеве, я спросил его,

- неужели супружеская любовь прежде выражалась побоями?

- А как же иначе! Подумай, от кого тебе тяжелее неприятность, от человека тебе близкого или от постороннего?

- Конечно, от близкого.

- На неприятность от постороннего я и внимания не обращу, а огорчение от близкого хватает за сердце; а кто же может быть ближе жены? Если я не обращаю внимания на ослушание или грубые слова жены, значит, меня не трогают ее неприличные поступки, значит, я имею к ней чувства, как к чужому человеку. Мы жили по Писанию: Бог сочетает, человек не разлучает. Жена повинуется своему мужу, а муж да любит свою жену. Есть русская пословица - люби жену как душу, а бей ее - как шубу. Муж голова в доме, ему повинуются все, тогда только и порядок. Так, братец, жили наши деды, так жили и мы, и были счастливы. Не помню, долго ли я жил у дедушки с бабушкой, думаю, более года, счастливые не считают время.

Дедушка был постоянно серьезен, бабушка ласкова, приветлива ко всем. У дедушки не было часов, он считал грехом иметь часы, говорил:

- что же я буду поверять Бога, что ли?

Но зато хорошо помню особенную способность дедушки: во всякое время дня и ночи он верно говорил, который час, это и мой отец подтвердил: разбудить дедушку ночью и на вопрос - он отвечал без ошибки, который час.

Зимой сказали, что приехал мой отец; я страшно испугался, уверен был, что отец приехал высечь меня. Во время общей суматохи я забрался в кухню и спрятался под печку, нашел там короб и заставил себя. Схватились меня, кличут, я слышу, а слезы так и льются; сбились все с ног, искали долго, во всем доме тревога. Не помню, кто и как нашел меня под печкой, обрадовались, дедушка с бабушкой ласкают меня, а я горько плачу, на вопрос о чем, я признался, что отец будет меня сечь. Тут только объяснилось, что отец часто меня сек.

Дедушка строго спросил отца:

- Иван, правду говорит Эразм? Отец отвечал:

- Правда, - шалун, неслух, не покорить теперь, что из него будет! У дедушки от зала была отгорожена узенькая его спальня. Дедушка гневно сказал:

- Иван, поди-ка сюда.

Двери на крючок, я с бабушкой был в зале и слышал, как дедушка сердито говорил:

- да ты с ума сошел! ты дурак.

Что еще было, не помню; потом ясно были слышны удары; я видал эту плеть из толстого ремня, сколько ударов получил отец, я не знаю, но слышал, как он просил прощения.(Заметим, это тесть наказывал зятя, а не отец - сына! - Примеч. М.И. Классона )

Далеки эти времена от нас! Не правда ли - как это странно и даже невероятно теперь?! Но я расскажу [потом], может быть, еще страннее и невероятнее о своем действии в 1833 г.

Отец гостил дня три или четыре, с ним были ласковы, и отец был как дома. Любовь дедушки ко мне простиралась до того, что он поручил мне продавать гербовую бумагу, которая хранилась под кроватью дедушки. Купивший мужик давал мне грошик, который я и отдавал прятать бабушке. Как видите, я признаюсь, что брал взятки, но примите и другое мое искреннее и честное признание, что кроме этого, может быть, бессознательного взяточничества, я до сей минуты взяток не брал.

Помню раз, когда приходили человек 20 за бумагой и дедушка узнал, то сказал: "надобно бы, чтобы они поправили плетень около бани". См. Свадьба дяди: Эразм Стогов-шафер

Ссылки: