Симбирские дворяне Тургенев и Оржевитинов

В Симбирске были два либерала, Тургенев и Оржевитинов , они-то и были началом всех начал неудовольствия против губернатора и стояли во главе недовольных. Во всех общественных положениях есть, непременно, центр, откуда расходятся мнения и причины, как радиусы. Познакомясь с этим центром, я нашел в них мягких людей, с которыми легко можно было помириться, и тогда общественному неудовольствию конец. Я видел возможность прекратить ссору и отправился к губернатору.

- Вас здесь не любят, - сказал я.

- Это правда.

- Какая причина?

- Право, не знаю.

- Быть главной властью и быть нелюбимым - неприятно.

- Неприятно, да что же делать?

- Я скажу вам средство, от вас зависит помириться с обществом.

- Пожалуйста, я на все согласен.

- Вы действительно не знаете причины?

- Честное слово, не знаю.

- Тургенев и Оржевитинов главные ваши враги; пригласите их, вы сумеете смягчить; объяснитесь и помиритесь, тогда все общество повернется к вам лицом.

- Очень вам благодарен, вы действуете как мой друг!

- Но надеюсь, вы обо мне не упомянете, мой успех в секрете.

- Будьте покойны, я помню ваши условия.

З[агряжск]ий пригласил к себе Тургенева и Оржевитинова и сказал им:

- Господа! мы имеем между собою неудовольствие, это дело наше, скажите, пожалуйста, для чего вы мешаете между нами жандарма? Я должен вам сказать, что жандарм прислан для моих услуг, меня оскорбляет то, что порядочные люди мешаются с жандармами. Вы, может быть, вчера высказали ему о причинах своего неудовольствия; а сегодня он обязан был доложить мне о том. Будем, господа, порядочными людьми, можем иметь неудовольствие, но будем унижать себя, мешаясь с жандармами. Каков молодец!

На другой день, видясь с Тургеневым, я заметил неудовольствие и высказал ему, как З[агряжск]ий упросил меня помирить его с обществом, а я по доброте своей, желая общего согласия, кажется, сделал ошибку. Я попросил Тургенева извинить мою неопытность, но вместе [с тем] и доверить, что губернатор горько поплатится за свою дерзость. На другой день я отправился к губернатору.

- Итак, вы губернатор, - сказал я, - а я жандарм. Вы не утерпели и не сохранили в тайне секрета. З[агряжск]ий все понял.

- Язык мой - враг мой, - сказал он, - кругом виноват!

- Помните, что у меня огорода нет, а у вас столько огородов, куда ни брось камень, попадешь в ваш огород!

- Не будем ссориться, я виноват, прошу прощения; больше этого не будет. Тут пристала страдалица-жена его с просьбой простить.

- Так и быть, - сказал я, - этот раз не в счет, забудем; но другой раз не забудем!

- Душою и сердцем ? согласен!

Вскоре повторился другой подобный случай. Был в Симбирске Петр Петрович Бабкин , еще при Екатерине II вышедший в отставку капитаном Семеновского полка. К нему приехал из Петербурга сын его. Я сказал З[агряжско]му ложно, что сын Бабкина бранит его да и старик поддакивает.

Губернатор не утерпел, позвал к себе Бабкина-отца и высказал ему то же, что и Тургеневу, зачем он мешает жандарма. Тогда я составил записку, в каком отношении я нашел губернатора с обществом дворян и что, желая быть полезным, я пробовал действовать, но губернатор парализовал мои действия и чуть не поставил меня в фальшивое положение. Я описал болтливость З[агряжско]го и как он клялся и просил прощения, как я солгал на Бабкина для пробы, и опять попался губернатор. Я просил шефа жандармов иметь эту записку как материал и что скоро надеюсь иметь факт, который избавит Симбирск от З[агряжско]го. Пришел я к нему и сказал:

- Я дал вам слово показывать, что напишу графу Бенкендорфу , - извольте читать. Прочитав, он побледнел и сказал:

- Вы так писать не можете!

- Отчего?

- Я буду жаловаться на вас.

- Тем лучше, скорее объяснятся ваши действия.

- Вы не пошлете. Я позвал жандарма, запечатал письмо у губернатора и приказал отнесть на почту. Я все знал, что творилось в Симбирске, но никто не знал, что я знаю, и потому принимали меня радушно. Попадались чиновники во взятках, возьмет и с того, и с другого, а сделает, разумеется, для одного, - другой жалуется. Я никогда не делал историй, позову к себе в кабинет, мылю, мылю ему голову, настращаю очень сильно и прикажу возвратить [деньги] обиженному.

Жизнь моя в Симбирске устроилась по моему желанию, я был любимым членом общества, верили, что я не мелочной доносчик, но, вместе с тем, верили, что и затронуть меня очень опасно; я прощать не умел, но никого и не трогал. Никто меня не чуждался, я мог смело входить в кабинет генерала и в кабинет отставного прапорщика как приятель. За мной осталось неисполненное слово, данное мной Тургеневу и Оржевитинову, да и обещание графу Бенкендорфу насчет З[агряж]ского, которого я презирал, но с которым наружно был в добрых отношениях.

З[агряж]ский, как я говорил, был недурен собою, воспитания пустого, но блестящего для гостиной - ловок и находчив, но до удивления легкого характера; любил сплетни, мешался в семейные дрязги и хотел играть роль всезнающего. Стараясь быть посредником в дворянских ссорах и оправдывая одну сторону, создавал себе врагов из другой стороны и, с течением времени, нажил себе вражду всего дворянства.

Он был неутомимый волокита и выражался передо мною так:

"Успеть в интрижке и не рассказать [в интимом обществе], это все равно, что иметь Андреевскую звезду и носить ее спрятанною в кармане".

Делами он совершенно не занимался; бывало, при мне подписывает сотню бумаг - ни одной не читая. Я один раз спросил его, как это он подписывает не читая.

- Пробовал читать все бумаги, - отвечал он, - и совершенно ничего не понял; уверился, что читаю ли я бумаги или не читаю, - результат один, так что лучше подписывать не читая. По делам я бы мог много вредить ему, но это казалось мне мелочным, я хотел капитально похоронить его и выжидал. В 12-ти верстах от Симбирска жил князь Б[аратае]в , бывший, как я сказал, седьмое трехлетие губернским предводителем. Он прежде был богат, но прожился на предводительстве, и у него осталось только 250 [крепостных] душ, да пять взрослых дочерей и маленький сын. Не знаю или не помню, зачем жил в Симбирске князь Д[адья]н , чистый азиатец, черный, с огромными глазами, говорил сквозь зубы, стригся под гребенку, всегда был щегольски одет, корчил - как только мог - Байрона; то-гда много было "Байронов" - это было в моде. Был холост, жил весьма скромно, был принят везде, ему было за 30-ть лет. Слышал я давно о волокитстве З[агряжско]го за старшей дочерью князя Б[аратае]ва; рассказывали как З[агряж]ский наряжался старухою (он был недурной актер) и ходил на свидание к княжне, теперешней невесте князя Д[адья]на, а она в мужской одежде тоже ходила на свидание к З[агряж]cкому. Жил в Симбирске полковник граф Т[олсто]й, он чис-лился по министерству иностранных дел, был холостой, знакомства почти не имел, но был приятелем З[агряжско]му и другом князю Д[адья]ну. Губернатор, по своему обычаю, не мог не рассказать Т[олсто]му о своем мнимом успехе у дочери Б[аратае]ва. Наступали выборы дворянства. На выборы являлось до 350 дворян, а выборы без шуму и скандала никогда не проходили, непременно поссорятся в зале выборов, но ничего ? своя семья. Замечено, если собаки грызутся, и никто им не мешает, то они одна другой вреда не сделают, так и ссорам дворян не надобно мешать ? скоро помирятся.

Ссылки: