Внутренняя политика Сталина была шагом к пропасти

Шагом к пропасти была его внутренняя политика, ликвидация НЭПа и создание системы всеобщих каторжных работ. Это было его первой пирровой победой из целой серии пирровых побед. Власть сосредотачивалась в руках человека, не имевшего никакой разумной идеи, что делать с властью (ни исторически разумной, ни тем более духовно разумной, т.е. идеи более высокого духовного уровня). Такое сосредоточение власти становилось злокачественной опухолью, разрастанием государства ради государства, подавлением всех живых сил ради Молоха, постоянно требующего новых жертв. Впоследствии Сталин втиснул свою волю в марксизм, назвав ее "движением к коммунизму через усиление классовой борьбы". Сталин не сразу открыл свои карты. Он несколько лет маневрировал, прятался за спину Зиновьева , завидовавшего славе Троцкого, а потом Бухарина , освободившегося от своего левачества и принявшего НЭП "надолго и всерьез", до "врастания кулака в социализм", до лозунга "обогащайтесь" (впоследствии по этому пути пошли китайцы). Маневры, описанные Авторхановым в "Технологии власти" , дали первую пиррову победу: ликвидацию механизма обратной связи, возможности легальной критики политических ошибок.

Вслед за этим была достигнута вторая пиррова победа: над крестьянством. После беспомощного и неорганизованного сопротивления насильственному фаланстеру крестьяне покорно всунули шеи в колхозное ярмо. Кто мог, бежал в город, и поток обездоленных дал рабочую силу для новостроек. Была с волшебной быстротой создана оборонная промышленность. Но в 1941 году добрая половина этой промышленности оказалась на оккупированных землях. Нельзя считать все это чистой случайностью. Генерал Григоренко , анализируя поражения 1941 года, выделяет несколько факторов, сошедшихся в один клубок. Тут и тупое упрямство Сталина, не выносившего рядом с собой независимо мыслящих людей, и глухое недовольство крестьян, нежелание сражаться за свою каторгу, прямая готовность сдаваться в плен, становиться "добровольными помощниками" вермахта и другими способами сотрудничать с оккупантами.

В 1950 г. в Бутырской тюрьме я играл в шашки с учителем, пытавшимся возродить русскую школу при немцах. Сделав очередной ход, я спросил его, почему он выбрал свой путь. Партнер посмотрел мне в глаза и ответил: "Я был свидетелем коллективизации. Простить этого не мог". Я кивнул головой, и мы продолжали партию.

Только ограниченность Гитлера помешала ему шире использовать открывшиеся возможности и превратить отечественную войну в гражданскую.

В Белоруссии немцы сохраняли колхозы: так им показалось удобнее собирать дань. В ответ партизанский Штаб распустил колхозы. Крестьяне так дружно откликнулись, что помешать немцам не удалось. Освобожденные крестьяне стали поддерживать партизан, и республика превратилась в партизанский край. Потом, в 44-м, деревенские женщины с каким-то отчаяньем в глазах спрашивали нас: неужели восстановят колхозы? Неужели восстановят? Во время войны удалось вызвать надежду, что все "перегибы" будут исправлены и победа станет народной.

Волна патриотизма подхлестнула экономику, и огромное напряжение всех сил в тылу поддержало фронт.

После конца войны энтузиазм стал угасать. Пришлось подхлестывать систему всеобщей каторги новыми волнами политических истерик. Тогда нам и разъяснили, как двигаться к коммунизму - через усиление классовой борьбы, - пока вождь не умер и его наследники не поддались усталости от напряженного ожидания опалы и казни...

Третьей пирровой победой был Большой Террор. Необходимость его вытекала (в параноидном уме Сталина) из второй победы, вернее - из глухого нежелания признать вторую пиррову победу. Недовольство вырвалось в тайном голосовании на XVII съезде (открыто критиковать Сталина уже никто не решался). Реакция вождя была такой неадекватной, что казалась немыслимой. На этом основании факты, установленные Шатуновской, брались под сомнение. Но Сталин не был вполне нормальным человеком. В Большом Терроре выступило наружу то, что он до известного мига мог скрывать, что казалось просто дурным характером - параноидные комплексы в сознании, клубки мстительной ненависти. Граница между шизоидом и шизофреником, между параноидом и параноиком никем не охраняется, возможны переходы в обе стороны.

Ссылки: