Ландау дома

В быту он был простым, приветливым и доброжелательным. Если на улице к нему обращались с вопросом, как найти какую-нибудь улицу или дом, как проехать, словом, с обычным вопросом, он останавливался и подробно объяснял.

Когда Дау ехал на курорт, Кора иногда передавала посылки для бабушки: поезд в Харькове стоит довольно долго, и Надя могла спокойно приехать на вокзал за передачей. Сохранилось письмо Дау к Коре, где он сообщает:

"Проснувшись утром в поезде, я вдруг вспомнил, что в телеграмме Наде написал неверное число: на день позже, чем нужно. Единственное, что мне оставалось сделать, это сдать посылку в камеру хранения (таковая имеется) на Надино имя и переслать ей квитанцию почтой. Что из этого выйдет, один бог ведает. Как это я мог так напутать"! Кстати, я почему- то день своего отъезда счел субботой, между тем как это была пятница. Видишь, Корушка, лучше не применять меня для посылки телеграмм и т. п. дел; ты так жалобно просишь, что мне стыдно отказаться, но хорошего из этого выйти может мало, такой уж я не приспособленный к жизни заяц. Но в общем, конечно, пустяки. Только бедную Надю жалко".

На моей памяти было еще два случая, когда Дау путал дни: однажды ему пришлось два раза ездить на вокзал, а в один прекрасный день Коре на аэродроме сказали: ваш рейс состоялся вчера. Она сквозь смех жаловалась сестре:

" Я на минуту усомнилась, что вчера было пятнадцатое, но раз это сказал Дау, проверять не стала.

Моя мама относилась к Льву Давидовичу так как Кора: его авторитет был непререкаем.

Доходило до анекдотов. Однажды на даче, думая о чем-то своем, Дау произнес:

"Комар. Мама была рядом с Дау. Некоторое время спустя она пришла ко мне и сказала: "Я всю жизнь говорила: комар, а Дау говорит: комар.

Из соседней комнаты раздался веселый возглас Дау:

"Верочка, это физик такой есть Антон Пантелеймонович Комар .

Много лет спустя я поняла, что моя детская дружба с Дау объяснялась его необыкновенной добротой: он знал, как тяжело я переживала потерю отца, как ревновала маму к отчиму, и старался отвлечь меня от грустных мыслей.

Обычно я приезжала к Ландау как раз в то времял когда Лев Давидович обедал. Обстановка праздничная, хотя обедал Дау на кухне. Он был окружен таким вниманием и заботой, что было ясно, какое большое значение придает жена тому, что ее взрослый ребенок водворен на свое место и ест.

А Дау, который в это время излучает доброжелательство и уют, ведет застольную беседу. Вдруг Кора спрашивает: "Вкусная была рыба?" "Какая рыба?" "Которую ты только что съел".

"Коруша, ты же знаешь, что я никогда не помню таких вещей. Разумеется, она была вкусная, потому что невкусную я бы есть не стал. Это я точно знаю".

Однажды, глядя на творог, он сказал: " Как хорошо, что я не люблю творог, если бы я его любил, я бы его ел, а он такой невкусный.

Он очень ценил, что его жена идеальная хозяйка. Спокойная, уютная обстановка была ему необходим чтобы расслабиться, отдохнуть. Пожалуй, именно спокойствие он ценил больше всего: когда Кора однажды за столом завела разговор, который был для него крайне неприятен, он встал и ушел без обеда. Она со слезами бросилась за ним. Но иногда он был неумолим. Так случилось и на этот раз. Его, казалось бы, шутливые разговоры о том, что следовало бы ввести систему штрафов за недовольное выражение лица у одного из супругов, были очень неприятны для Коры.

"Ты понимаешь, кого он имеет в виду" - говорила она сестре." У него самого никогда не бывает недовольного выражения лица. Он был убежден, что с недовольной физиономией могут показываться на людях только хамы, или, как он их называл, хамлеты.

Когда у Дау случалось особенно хорошее настроение, он после обеда начинал декламировать "Лесного царя" или "Светлану" Жуковского. Но иногда не произносил ни слова и сразу уходил к себе. В это время он был весь погружен в свои мысли, и взгляд у него был совершенно отсутствующий. Кора понимала, что в такие минуты его нельзя трогать. Она знала, как невероятно много он работает, знала, что иногда он настолько погружен в свои мысли, что можно и раз и два обратиться к нему, а он не услышит.

Надо отдать должное Коре: не было случая, чтобы она пожаловалась, что ей скучно, или обиделась, что Дау не разговаривает с ней во время трапезы.

Бывало, подходишь к их квартире, а дверь приоткрыта: это Кора, увидев в окно, что я направляюсь к ним, открыла заранее дверь, чтобы я своим звонком не помешала Дау.

Высоко поднимая ноги, вытягивая носок, размахивая руками и строя немыслимые рожи, Дау появляется на кухне. От долгих занятий у него затекли руки и ноги, ему необходимо размяться. Кора называла эти упражнения "балетом" и, смеясь, спрашивала: "Что, хорошо танцует Дау?" В детстве я никак не могла понять, почему он гримасничает, и однажды спросила его об этом. Дау ответил цитатой:

"Они люди, конечно, ученые, но имеют очень странные поступки, натурально неразлучные с учен званием. Один из них, например, вот этот, что имеет толстое лицо, никак не может обойтись без того, что взошедши на кафедру, не сделать гримасу, вот этак" "Это "Ревизор!" - воскликнула я. Дау продолжал читать по памяти:

"..Конечно, если он ученику сделает такую рожу, то оно еще ничего, может быть, оно там и нужно - об этом я не могу судить; но вы посудите сами, если он сделает это посетителю,- это может быть очень худо - господин ревизор или другой кто может принять это на свой счет. Из этого черт знает что может произойти". Кора сказала:

" Никто не помнит столько стихов, баллад, отрывков из прозы, как Дау. Такая прекрасная память.

" Но невозможно всего запомнить! " воскликнула я.

" Нет," поспешно возразил Дау,- это совсем не трудно. Надо тренировать память. Для начала учи стихи.

Еще в юности Ландау поставил перед собой великую цель. Для ее исполнения он выработал способность - отметать все лишнее, второстепенное. Уже будучи всемирно известным ученым, он сказал в разговоре с журналистами:

"Я - физик-теоретик. По-настоящему меня интересуют только неразгаданные явления. Это высочайш наслаждение, это огромная радость, это самое болыпо счастье, которое суждено познать человеку,- заниматься разгадкой тайн природы.

На первый взгляд необъяснимо, как человек, работающий с невероятной нагрузкой, человек, рабочий день которого доходил до двенадцати часов, мог называть смбя лентяем, лодырем:

"Я ничего не умею делать, я никчемный лентяй, совершенно не приспособленный к жизни".

Вероятно, он был недоволен собой за то, что не владел никаким ремеслом, не умел починить какой-нибудь простой прибор, да что там говорить, не мог гвоздя вбить в стену, пытался научиться водить машину, но безуспешно. "Ты посмотри, что с чайником! " кричит ои из кухни жене, очнувшись от задумчивости.- Что ты теперь будешь делать" Из кипящего чайника летят брызги. Кора заслоняет руку газетой и выключает газ. Как просто!" удивляется Дау.

В этом нет преувеличения: Кора заботилась о Дау, как о ребенке. Даже за таким простым делом - быть одетым соответственно погоде и обстоятельствам - и то приходилось следить постоянно. Однажды летом, когда Коры не было в Москве, Дау пригласили на весьма ответственный прием. Все явились в строгих костюмах, при галстуках, все чинно и благородно. Вдруг впорхнул Дау: клетчатая рубашка, босоножки, глаза сияют, и улыбается так, словно он у себя дома,- никакой солидности. Кора привыкла считать, что Дау слаб здоровьем. Но так было в молодости, а потом он возмужал, окреп. Правда, он всегда немного сутулился, был худощав и бледноват.

Один из его ближайших друзей рассказывал, что, когда они отправились в автомобильное путешествие, Дау оказался очень вынослив и непривередлив. Единственное, что его раздражало на привалах, так это близость танцплощадок.

"Дау производил впечатление человека слабого, но это была кажущаяся слабость," рассказывал один из друзей Льва Давидовича.- Отчасти это объяснялось тем, что вначале мать, а потом жена всячески ограждали его от житейских трудностей. Так возникло его неумение и нежелание делать то, что кажется совершенно простым любому взрослому человеку. Он был очень вынослив: ходить мог, как верблюд, без устали.

Однажды Кора спозаранок уехала на дачу, домой вернулась только к ночи. Дау она застала совсем больным.

"Надо вызвать врача, мне что-то нездоровится," сказал он.

Кора разволновалась. Но когда она открыла холодильник, то увидела, что обед и ужин стоят нетронутыми. Поскорее накормила Дау, и он сразу выздоровел.

Как-то он уехал на конференцию в Ленинград. На следующий день она получила телеграмму:

"Зубной порошок не открывается тчк Дау". Через час пришло второе послание: "Зубной порошок открылся тчк Дау".

Ссылки: