Для внедрения пульсационного метода нужно получить самостоятельность

Источник: Карпачева С.М.,2001

Нам казалось, что пульсационная аппаратура должна играть гораздо большую роль в переоснащении отечественной химической и гидрометаллургической промышленности, что она может экспортироваться и тем самым приносить столь необходимую стране валюту. Но для этого отделу нужно было получить самостоятельность, то есть выделиться из института, где вопросы химической аппаратуры считались второстепенными. Я решила обратиться за поддержкой в ЦК партии, где новый секретарь В.И. Долгих знал по Норильску и меня, и моего мужа как автора первых книг и фильма о Норильске. На мою просьбу поговорить о пульс-аппаратуре, он любезно пригласил меня в ЦК. Я показала ему альбом с конструкциями пульс- аппаратов, иллюстрирующий их применение в промышленности. Он предложил мне сделать доклад перед промышленниками с демонстрацией нашего фильма о пульс-аппаратуре. Взглянув на собравшуюся аудиторию, я похолодела, хотя доклады делала часто. В зале сидели не только заместители министров, но и некоторые "химические" министры. От нашего Минсредмаша присутствовал, к сожалению, только начальник научно-технического отдела, скорее всего в качестве контролера наших работ. Доклад прошел хорошо, вызвал у многих интерес и желание использовать новую химическую аппаратуру. В результате В.И. Долгих поручил своему помощнику подготовить постановление о дальнейшем развитии этого направления. Минхиммашу поручалось оказывать всемерное содействие нашим работам (чего, впрочем, он делать не стал), а Минсредмашу - ускорить строительство ДИСа на открытой территории ВНИИНМа для показа и испытания наших и "чужих" аппаратов. В ЦК, у помощника В.И. Долгих, обсуждалась возможность выделения нашего отдела в самостоятельную Центральную исследовательскую и конструкторскую лабораторию пульс-аппаратуры, что было особенно важно, так как в задачи Минсредмаша тогда не входила передача опыта другим отраслям. Однако заведующий сектором оборонного отдела ЦК, курирующий Минсредмаш, В. Гордеев остался недоволен тем, что В.И. Долгих, руководитель металлургического направления, вторгся в "чужую" область. Он вмешался в согласование постановления, надолго задержал его принятие, а затем изъял из решения раздел о нашей самостоятельности. В общем, он поступил также, как в свое время М.Г. Первухин - затормозил и сорвал выполнение полезного для страны дела.

Я много раз жалела, что отделу не удалось добиться самостоятельности. Мне кажется, обладай он ею, легче бы приспособился к новым условиям во время "перестройки" и после нее. На вопросе о самостоятельности отдела я хочу остановиться подробнее. Наш институт стал "гнездом", из которого вылупилось несколько "птенцов", которые, получив самостоятельность, развивались и росли отдельно от него. Но и оставшиеся отделы представляли собой сложный конгломерат почти не связанных между собой направлений, почти "конфедерацию", выражаясь современным языком. Наша лаборатория, ставшая крупным отделом, с самого начала не вписывалась в профиль института. Изотопами водорода и кислорода никто, кроме нас, не занимался. из радиохимического направления (экстракционного), где мы сыграли очень серьезную роль, нас выжили на положение оформителей (аппаратурное оформление), для которого в министерстве имелись Московский и Свердловский НИИхиммаш . И даже когда мы создали свое, оригинальное и перспективное для любой химической технологии направление, дирекция института вместо того, чтобы предоставить нам свободу действий, старалась удерживать нас в роли подсобников при реализации чужих радиохимических идей, хотя идей, в том числе радиохимических, у ас и у самих хватало. Однажды мне удалось убедить нашего директора Бочвара написать письмо в Научно-техническое управление ( НТУ ) министерства о том, чтобы сделать нашу лабораторию самостоятельной. но руководитель НТУ А.К. Круглов не захотел дать ему ход, видимо боясь, что наш чрезвычайно инициативный отдел доставит ему слишком много хлопот. После этой неудачи я, минуя всех своих начальников и опираясь только на поддержку коллектива, обратилась к Е.П. Славскому с проектом приказа о нашем выделении. Славский, помня о решении ГКНТ и постановлении ЦК, подписал приказ. Однако А.А. Бочвар неожиданно обиделся на то, что с ним предварительно не поговорили, и Славский, не желая обидеть такого крупного ученого, пожертвовал нами - отменил приказ. Мы продолжали вести пропагандистскую и рекламную работу, для чего организовали небольшую информационную группу. В ее задачи ходило оформление изобретений и патентов, организация выставок, сесоюзных и отраслевых конференций и школ по пульсационной аппаратуре, выпуск информационных брошюр. Мы участвовали в выставках в Бухаресте и Лейпциге, где наша аппаратура произвела хорошее впечатление на специалистов, правда, без каких-либо практических результатов. В 1969 году в Базеле, на выставке "Нукленс-69", у нашего стенда все время толпились иностранные специалисты. Приехала группа немцев из атомного центра в Карлсруэ, наши экспонаты и нас самих показали по германскому телевидению. Выставка на ВДНХ принесла нам еще сорок медалей. По окончании строительства ДИСа экспонаты перенесли туда и демонстрировали их, сопровождая лекциями. Конференции и школы по пульсационной технике с участием не менее сотни представителей от разных предприятий, на которых мы раздавали рекламные брошюры, проходили почти ежегодно. На открытии одной из школ я как-то сказала, что мы, создатели пульс-аппаратуры, - счастливые изобретатели, потому что имеем более сотни изобретений, которые уже используются на практике, а чаще всего изобретателям не удается увидеть воплощение своих идей. Кстати, разработав принципиальную схему аппарата или установки, мы обычно приглашали представителей завода стать нашими соавторами. При таком подходе внедрение шло энергичнее, хотя это была своего рода интеллектуальная "взятка". С патентами дела обстояли еще хуже. Мы получили тридцать девять патентов в разных странах, но какая-либо реклама или контакты с фирмами нам были запрещены, так что продать мы ничего не могли. При этом ежегодно звучали упреки в том, что за патенты приходится платить пошлину, а покупать у нас лицензии не торопятся - хотя какие могут быть лицензии, если нет рекламы, нет контактов с потенциальными партнерами! Пришлось отказаться от патентов, и наша аппаратура оказалась "беззащитной". Единственная попытка продать аппараты, уже незащищенные, была сделана в 1983 году, когда начала работать Советско-французская комиссии по атомным исследованиям. Мне удалось встретиться вначале в России (в Свердловске), а затем во Франции с членами этой комиссии и договориться о посещении ими нашего ДИСа. Побывав у нас, они начали разговор о покупке ноу-хау и услуг (патента-то у нас не было), но атомное отделение Лицензинторга запросило такие суммы, что после почти годовой переписки французская комиссия замолчала. Думаю, они разобрались в наших конструкциях, так.что главное (особенно "КРИМЗ") смогли выполнить сами. Много трудностей было со строительством ДИСа, продолжавшимся, несмотря на постановление ЦК, почти десять лет. ВНИИНМ неохотно финансировал это строительство, а заместитель директора института Колесников , человек, больше всего ценивший свой покой, им практически не занимался. С финансированием нам помогли министр химической промышленности Л.В. Костандов и его помощник Р.И. Ростунов . Они выделили для работы, которую считали достаточно перспективной, миллион рублей - в семидесятые годы это были немалые деньги. Остальную сумму, несколько большую, внесло наше министерство. Проектирование, которое вела Московская проектная организация (МПК) , предусматривало возможность расширения количества лабораторий за счет больших вестибюлей и подсобных помещений на тот случай, если отдел все же станет самостоятельным. Непосредственно курировать строительство и монтаж пятиэтажного ДИСа площадью в несколько тысяч квадратных метров, пришлось молодому инженеру В.П. Крутовскому , его помощнику В.В. Шабарде и мне. Нам очень помогал начальник ОКСа института Г.А. Петров , но если бы не наша "настырность", стенд строился бы еще лет пятнадцать. Мы просто надоели строителям, и они сдались. Наконец стенд начал работать на народное хозяйство - вот пример настоящей конверсии!

В 1981 году коллегия ГКНТ вновь заслушала наш отчет с приложенным к нему солидным списком работ общехимического и гидрометаллургического направления, уже используемых в гражданском производстве. Работа была одобрена и награждена премией Совета Министров СССР, и в 1982 году ее получили двадцать пять участников с разных предприятий, из них тринадцать - сотрудники ВНИИНМа. Мы продолжали внедрение аппаратуры в народное хозяйство, теперь уже в основном на базе хозрасчета. Выделенные на исследования бюджетные средства составляли меньше 5%, из договорных средств не более 10% шло на зарплату и расходы отдела, а около 90% отдавалось институту.

Постараюсь коротко рассказать об основных, наиболее важных работах для открытой промышленности. Одна из них - аппаратурно-технологическая схема для Узбекского комбината жаропрочных и твердых сплавов . Здесь в вольфрамовом цехе в 1973 году десяток пульс-колонн полностью заменили большое количество реакторов с мешалками, фильтрами и другим оборудованием, увеличив выход продукта более чем на 10%. Этот процесс после уже привычного для нас периода сопротивления был рекомендован министерством и стал успешно применяться на других предприятиях.

Цианирование золотой пульпы в пульс-колоннах в заводских условиях, начатое в 1976 году, позволило уменьшить число аппаратов и увеличить выход золота на десять процентов. И здесь сначала мы были вынуждены преодолевать критическое и недоверчивое отношение к нам, а затем пришло признание. По решению Минцветмета на новых "золотых" фабриках стали устанавливать пульс-колонны: в 1984 году " в Казахстане (отмечена премией Совета Министров республики), в 1986 году " на Енисее, в 1989 году - в Армении. Имелся опыт и большие перспективы использования пульс- аппаратуры для синтеза искусственных материалов и очистки целевых продуктов от примесей (в Ангарске на заводе нефтесинтеза, в Дзержинске, где одна пульс-колонна заменила несколько реакторов).

Ссылки: