Горький нападает на купечество

Горький поразительно чувствует силу, ибо сам силен, и только на сильного врага безошибочно обрушивается.

Главный российский класс, авангард, основа процветания страны в девяностые годы - купечество ; собственно, уже в семидесятые и восьмидесятые оно под пером Островского, Мельникова-Печерского, Лескова, Мамина-Сибиряка начало превращаться в силу чуть ли не былинную. Русское купечество - явление глубоко национальное, любезное, кстати, и народникам , поскольку большинство купцов - выходцы из самого что ни на есть народа, многие поднялись из нищеты; вдобавок уже вторые поколения купеческих семей - европейцы, образованный, утонченный класс, сохраняющий, однако, родительскую прижимистость и сметку.

В силу проклятого и благословенного своего характера - в силу все той же страсти "не соглашаться",- Горький набрасывается именно на купечество, к тому времени действительно изрядно мифологизированное и опошленное живописателями купецкого быта.

Кому не знакомы гастрономические, слюноточивые описания купеческих оргий, кутежей, волжской шири (причем этой речной шири соответствует и ширь нрава, с упоением описываемая бесчисленными мифотворцами)! Тут вам и миллионные сделки (всегда на благо Отечества), и надсадная, громко- публичная любовь к Отечеству, и манера широко креститься и биться лбом в пол при всяком удобном случае, и железное купецкое слово, и опять-таки железная домашняя дисциплина, почти по домострою.

Этот миф о национальной опоре, о всероссийском благодетеле, который и о народе не забывает, и Бога помнит, и миллионами ворочает, настолько дурновкусен, что только самодурствующему купцу и мог понравиться; но находились - и до сих пор в изобилии находятся - люди, которым все это очень по душе. Купец становится главным героем новой литературы, об руку с ним идет Русский Промышленник - персонаж столь же широкого нрава, - и все эти лубки широко распространяются по газетной, журнальной, книжной русской словесности. Самодовольство купеческого сословия растет с каждым днем.

И Горький бьет именно в эту мишень - потому что мало кто вызывал у него такую антипатию, как этот новонародившийся тип, глубоко фальшивый в каждом слове.

В крайне пристрастных воспоминаниях о Горьком Бунин откровенно клевещет на него, рассказывая, с каким упоением Горький в Ялте расписывал Чехову волжских купцов, которые все у него выходили какими-то сказочными богатырями. Достаточно прочесть "Фому Гордеева" или воспоминания о нижегородском миллионере Бугрове, чтобы представить себе истинное отношение Горького к этим богатырям (тем глупее было бы нахваливать их в присутствии Чехова, который сусальной удали терпеть не мог). Правда, в "Гордееве" есть один персонаж, в чьем ничтожестве есть повод усомниться: Яков Маякин, при всей своей юркой тщедушности, действительно в некотором смысле богатырь, и авторская ненависть к нему уж так сильна, что переходит местами в любование. Не зря купец- миллионщик Бугров , желая познакомиться с Горьким, пригласил его к себе, выставил, естественно, миску черной икры - и задал с порога вопрос:

"Как думаете, есть такие, как ваш Маякин?" - Горький задумался и ответил: "Да, есть". Бугрова это чрезвычайно утешило. Апофеозом купеческого самоупоения становится финальная речь Маякина - так говорит подлинный хозяин страны, ведущий класс, опорный столп и как там еще любило называть себя купечество, одинаково снисходительно отзывавшееся об интеллигенции, дворянстве и разночинстве.

"Все эти огромные пароходищи, баржи - чьи они? Наши! Кем удуманы? Нами! Тут все - наше, тут все - плод нашего ума, нашей русской сметки и великой любви к делу! Никто ни в чем не помогал нам! Мы сами разбои на Волге выводили, сами на свои рубли дружины нанимали - вывели разбои и завели на Волге, на всех тысячах верст длины ее, тысячи пароходов и разных судов. Какой лучший город на Волге? В котором купца больше? Чьи лучшие дома в городе? Купеческие! Кто больше всех о бедном печется? Купец! По грошику-копеечке собирает, сотни тысяч жертвует. Кто храмы воздвиг? Мы! Кто государству больше всех денег дает? Купцы!.. Господа!

Только нам дело дорого ради самого дела, ради любви нашей к устройству жизни, только мы и любим порядок и жизнь!

А кто про нас говорит - тот говорит - он смачно выговорил похабное слово,- и больше ничего!

Пускай! Дует ветер - шумит ветла, перестал - молчит ветла. И не выйдет из ветлы ни оглобли, ни метлы - бесполезное дерево! От бесполезности и шум? Что они, судьи наши, сделали, чем жизнь украсили? Нам это неизвестно! А наше дело налицо! Господа купечество! Видя в вас первых людей жизни, самых трудящихся и любящих труды свои, видя в вас людей, которые все сделали и все могут сделать, - вот я всем сердцем моим, с уважением и любовью к вам поднимаю этот свой полный бокал - за славное, крепкое духом, рабочее русское купечество! Многая вам лета! Здравствуйте во славу матери России! Ура-а!"

Что говорить, тут все правда. И все самодовольные сословия и кланы - казачество, партийное ли начальство, да мало ли, - говорят о себе в России примерно одними словами, с одной и той же визгливо-торжественной интонацией. И немудрено, что купечество, увидев в Маякине своего идеолога, в "Фоме Гордееве" обнаружило не обличение, а серьезный комплимент.

Ведь Фома Гордеев, бросивший в лицо купцам: "Лишь бесконечным терпением народным живы вы! - попадает в итоге в сумасшедший дом, да куда бы еще и попасть ему? Не в марксистскую же партию вступать!

"Фома Гордеев" был опубликован в журнале легальных марксистов "Жизнь", куда вскоре Горький был приглашен в качестве сотрудника. В отдельном издании Горький посвятил роман Чехову, принимавшему в нем живейшее участие с 1898 года.

Ссылки: