Галич после исключений из "союзов"

7 марта 1972 года Александр Гладков записывает в своем дневнике: "К.Ваншенкин, являющийся членом Совета Литфонда, подтвердил, что Галич исключен и из Литфонда, но что это не обсуждалось, а сделано механически - так полагается. Я напомнил о Пастернаке. Он говорит, что тогда вот было решение сделать для Б.Л. исключение из правил и оставить его в Литфонде. Костя, конечно, знает" [ 1128 ]. Поскольку Галич представлял для властей еще большую опасность, чем Пастернак, то его исключили и из Литфонда и, несмотря на все его инфаркты, хотели открепить от литфондовской поликлиники . Однако этого не произошло - благодаря врачу Ирине Балычевой , большой поклоннице творчества Галича. Валерий Лебедев , который был с ней знаком, рассказал обо всех перипетиях этого дела: "Желая во что бы то ни стало познакомиться с Галичем, она в свое время отказалась от простого способа, который я ей предлагал,- представить ее кумиру. Нет, сама. Со сложностями устроилась в поликлинику Литфонда. И стала лечащим врачом Александра Аркадьевича . И его ангелом-хранителем. И вот настало время возобновить справку о состоянии здоровья Галича для того, чтобы он смог получать пенсию по инвалидности (у него было три инфаркта) 54 рубля, смешные деньги, прожить нельзя, но хоть что-то. И вдруг звонок оттуда к заведующей: "К вам сегодня собирается обратиться Галич за справкой. Справку о состоянии здоровья для ВТЭКа не выдавать. Отвечаете головой. Подготовьте документы о его исключении из поликлиники Литфонда".

Та вызывает лечащего врача, Иру Балычеву: такое вот дело. А Ира <...> говорит: а если я уже выписала эту справку вчера и сказала об этом Галичу? - Действительно выписали? -Да. -Слава Богу. Если вчера, тогда с нас и взятки гладки.

Ира в своем кабинете тут же выписала справку вчерашним числом. Заведующая, добрая душа, подписала" [ 1129 ]. Небольшой комментарий. ВТЭК - это врачебно-трудовая экспертная комиссия, которая оценивает состояние здоровья больного, на основании чего выносит решение о степени утраты им трудоспособности. Лечащий врач или заведующая поликлиникой должны заполнить "Направление во ВТЭК", которое утверждается врачебно-консультационной комиссией. Власти всё точно рассчитали. Их звонок заведующей поликлиникой: "К вам сегодня собирается обратиться Галич за справкой" - говорит о том, что они прослушивали все его телефонные разговоры и, таким образом, знали о его планах. И если бы не Ирина Балычева, то Галича лишили бы и этой пенсии. В интервью радио "Свобода" осенью 1974 года Галич коснулся подоплеки этого события: "после моего отказа давать показания по определенным поводам, после моего вызова в ОВИР , где мне предложили подать заявление на выезд, когда я еще раздумывал, не собирался подавать,- пришло распоряжение просто выбросить меня из поликлиники и перестать оказывать мне медицинскую помощь. <...> Но так как у меня было три инфаркта и в течение двадцати пяти лет моей жизни меня обслуживала поликлиника Литфонда, и врачи меня знали, меня лечили, и поликлиника этого Литфонда находилась просто на первом этаже того дома, где я жил на втором этаже,- то в порядке личного исключения после письма группы писателей (я даже не знаю, кто были эти писатели, но было письмо от писателей в руководство Союза) о том, чтобы разрешить мне хотя бы остаться в этой поликлинике, чтобы меня продолжали лечить врачи, которые меня наблюдали в течение, как я уже сказал, четверти века. Так что, когда они меня выбросили, они предоставили мне право где-то прикрепиться в другой поликлинике - в районной" [ 1130 ]. По свидетельству Владимира Войновича , Галич после своего исключения из союзов долгое время шутливо представлялся: "Александр Галич, член поликлиники Литфонда" [ 1131 ]. Отныне врачам даже для того, чтобы просто прийти к Галичу домой, требовалась определенная смелость. "Когда я был у него,- рассказывает Александр Мирзаян,- там как раз приходили врачи из поликлиники, но он уже был откреплен, то есть они это делали на свой страх и риск. Многие не рисковали приходить и оказывать помощь. А он был сердечник, у него была масса всяких болячек" [ 1132 ].

Все это кончилось тем, что в апреле 1972 года Галич получил справку инвалида второй группы и ему была назначена нищенская пенсия. Вдобавок же к больному сердцу Галич еще много курил, усугубляя течение болезни. А отказаться от курения было для него немыслимо: "Он никогда не жаловался и всегда говорил, что все у него в порядке,- вспоминает Ксения Маринина.- Ну, во всяком случае, он унылым не был. Унылым я его никогда не видела. Он как-то умел относиться к жизни с пониманием, что она должна заключать в себе все: и радость, и огорчения, и всякие неприятности. Но он говорил так: "Ну что, я получил свою порцию неприятностей. Может быть, теперь получу свою порцию радостей!" Он считал нецелесообразным, как он говорил, отказывать себе в удовольствии: "Я получаю удовольствие, когда я курю. Почему я должен не курить?" И на это трудно было что-то ответить. Потому что аргументы о здоровье на него не действовали" [ 1133 ].

Вскоре после того, как Галич перенес очередной инфаркт и врачи запретили ему курить (за соблюдением этого правила строго следила Ангелина), они с женой поселились на даче у Марининой. И там произошел такой случай. Со второго этажа дачи бегом спускается Ангелина и отчаянно кричит: "Остановите его! Остановите!" Маринина спрашивает: "Чего остановить-то? Он пошел в ванну умыться". Ангелина: "Да? Это он прикидывается! Он сейчас там. Откройте дверь и посмотрите. Он там курит". И действительно: открыли дверь, а там Галич стоит и курит [ 1134 ]" И это было его характерной чертой - если Галич что-то хотел сделать, то какое бы давление на него ни оказывали другие люди с целью отговорить, он просто игнорировал их слова и никогда при этом не спорил. Приведем еще одно свидетельство Ксении Марининой : "Так вот, он все, что ему надо, втихую себе сделает и со святым видом выходит: а что такое? Сразу становилось понятно, что это бесполезно. Что он даже не слышит и не хочет этого слышать, как на него давят. Давите? Ну и давите! Вам нравится - давите!" [ 1135 ] Исключение Галича из Союза писателей вызвало негативную реакцию и среди многих западных писателей , в том числе тех, которые придерживались "левых", социалистических взглядов. Так, например, немецкий писатель Генрих Белль , в 1971 году избранный президентом международного ПЕН-клуба , в феврале 1972-го прибыл с визитом в Советский Союз. Этим обеспокоился Союз писателей, за которым стоял ЦК КПСС, и попытался изменить программу беллевского визита.

В "Отчете о пребывании в Советском Союзе западногерманского писателя, президента международного Пен-клуба Генриха Белля (С 15.2 по 14.3.1972г.)" говорится: "Г.Белль разделяет идеи абстрактного гуманизма, близок к левокатолической идеологии. По ряду вопросов нашей литературной жизни и литературной политики он придерживается глубоко неправильных взглядов, не знает многих вопросов жизни и деятельности советских писателей, работы правления СП СССР и роли Союза писателей СССР в нашем обществе. Он полагает, в частности, что писательская организация "в любом случае должна защищать своих членов", независимо от их общественного поведения. Исходя из этой "концепции", он, например, утверждал, что не следовало исключать из Союза писателей таких лиц, как А.Солженицын и А.Галич . Даже признавая в ходе споров, что А. Солженицын находится ныне на антисоциалистических позициях, Г.Белль тем не менее считает, что на этот путь его толкнуло исключение из Союза писателей СССР. Более того, поскольку такого рода факты становятся, по его словам, "пищей для международной антисоветской пропаганды", они наносят "вред авторитету Советского Союза", который, как он убежден, значительнее вреда, причиняемого "советской писательской организации ее членом А.Солженицыным или кем-либо другим" [ 1136 ].

И, наконец, самый страшный криминал, зафиксированный председателем КГБ Андроповым в совершенно секретном документе под названием "ИНФОРМАЦИЯ КОМИТЕТА ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ при СОВЕТЕ МИНИСТРОВ СССР" от 11 марта 1972 года: "По возвращении в Москву из поездки по Советскому Союзу БЕЛЛЬ осуществил 8 марта 1972 года встречи с известными своим антисоветским поведением писателями Л.КОПЕЛЕВЫМ и Б.ОКУДЖАВОЙ, а также намерен посетить недавно исключенного из членов Союза писателей А.ГАЛИЧА. 9 марта БЕЛЛЬ на частной квартире вновь встретился с СОЛЖЕНИЦЫНЫМ и КОПЕЛЕВЫМ" [ 1137 ]. Да уж, за этими писателями нужен глаз да глаз, а то потом хлопот не оберешься! И действительно, атака на писателей-нонконформистов в этот период приобретает уже фронтальный характер. Так, например, 31 марта 1972 года завотделом культуры ЦК КПСС Василий Шауро сообщает в "Записке отдела культуры ЦК КПСС о партийном собрании в Московской писательской организации" о партсобрании, состоявшемся 21 марта: "С докладом о работе парткома за текущий год выступил заместитель секретаря парткома т. Разумневич В.Л. <...> В докладе и в выступлениях ораторов была дана принципиальная оценка антиобщественному поведению писателей Б.Окуджавы , А.Галича , Н.Коржавина , произведения которых неоднократно публиковались в зарубежных белоэмигрантских издательствах и использовались в антисоветской пропаганде. Названные литераторы, несмотря на рекомендации секретариата правления Московской писательской организации, не выступили публично с протестом против использования их имени и произведений во враждебных социализму целях. Поэт Сурков А.А. резко осудил антисоветские выступления А.Солженицына в заграничной печати в связи со смертью Твардовского . Оценивая поведение коммуниста Б.Окуджавы и А.Галича, т. Сурков заявил: "Если вы сами не хотите печататься в "Гранях", вас там не напечатают". Он высказал мнение, что поведение Б.Окуджавы несовместимо с членством в партии коммунистов.

Выступления тт. Михалкова , Суркова , Стрехнина и других были с одобрением встречены участниками собрания" [ 1138 ]. А в отчете МГК КПСС "Об идейно-воспитательной работе партийных организаций Москвы" за 15 июня 1972 года отмечалось: " Якир и его окружение через иностранных журналистов и туристов снабжают идеологические центры Запада клеветнической информацией о советской действительности, пересылают за границу материалы Солженицына, Галича, Максимова и других" [ 1139 ]. 30 декабря 1971 года, на следующий день после заседания секретариата СП, к прозаику Людмиле Уваровой, жене Анатолия Медникова, подошел 62-летний писатель-сатирик Владимир Поляков (автор сценариев к фильмам "Мы с вами где -то встречались" и "Карнавальная ночь) и спросил: "Исключили Галича. За что?! Что он будет теперь делать? Как жить?" [ 1140 ]. Поляков отлично знал, что исключение из Союза писателей автоматически влечет за собой потерю работы. Знал это и Галич и поэтому в разговоре с поклонником своего творчества Владимиром Ямпольским заметил: "Пес с ним, с этим союзом, но ведь мне теперь не дадут работать. Даже анонимно" [ 1141 ]. Перед генералом Ильиным пыталась хлопотать Елена Вентцель , хотя и сама в это время находилась в опале. Она взяла с собой тексты песен Галича и пыталась доказать Ильину, что он "не антисоветчик": вот, например, в "Балладе о прибавочной стоимости" высмеивается не "Капитал" Маркса, а мещанин и обыватель. Однако Ильин почему-то не внял этим аргументам [ 1142 ]". Кстати, ученики Елены Вентцель - а она преподавала математику в артиллерийской академии ,- все 28 курсантов, в качестве протеста против исключения Галича не вышли на лекции [ 1143 ]. В 1971 году редактор творческого объединения "Экран" Алла Рыбакова предложила Галичу написать мюзикл. Тот принял предложение и написал мюзикл "Разные чудеса", который в конце года был принят в производство, но после исключения Галича запрещен. Вскоре сценарием заинтересовалась студия "Беларусьфильм", куда Галич выезжал на переговоры и останавливался в гостях у Валерия Лебедева . Однако органы и здесь были начеку. В архивах КГБ хранится об этом такая запись: "Гитарист выезжал в Минск на переговоры. Удалось сломать" [ 1144 ] .

Ссылки: