Галич и обстановка на радио "Свобода" в Мюнхене

На работе к Галичу все время приставали сослуживцы, которые должны были за ним наблюдать: "Александр Аркадьевич, а где ваши бумаги?" На это он всегда спокойно отвечал: "Мои передачи здесь", показывая на голову [ 1629 ]. Этих людей очень нелицеприятно охарактеризовал Анатолий Гладилин : "Галича все "правдолюбцы", которые работали на "Свободе" в Мюнхене, ели живьем. Просто из чистой зависти. Как же так: Галич - заведующий отделом, а он ничего не делает? А Галич был прекрасным человеком, но работа на административной должности была не для него" [ 1630 ]. Вместе с тем, как справедливо заметил о Галиче Евгений Романов, "душевная мягкость, стремление умиротворить - не лучшие качества для административных отношений. Но зато это прекрасные качества для отношений человеческих" [ 1631 ].

Многие сотрудники радиостанции и начальники не могли понять, как же это происходит: человек совершенно не готовится к своим передачам - не печатает текст на пишущей машинке и вообще не пользуется никакими шпаргалками, а просто приходит в студию, кладет сигарету в пепельницу и произносит абсолютно ровный текст, да еще и поет песни. Короче говоря, лопнуло терпение у завистников, и они обратились с жалобой к руководству станции, что, мол, Галич не занимается административной работой, не готовится к своим передачам, а получает огромную зарплату. Вот как описывает эту ситуацию Юлиан Панич : "Он страшно раздражал наш чиновничий люд своими элегантными пиджаками, прекрасными манерами и гитарой, которую всегда брал с собой в студию. А главное - тем, что он Галич! Легенда! Матусевич , главный редактор русской службы, мог вслед ему прошипеть: "Ишь, гитарист пошел!". Саша приходил в студию без шпаргалок, закуривал, брал на гитаре первый аккорд, и начиналась импровизация. Как-то его пришел послушать директор Русской службы Джон Ладезин , который до этого работал в американском посольстве в Москве, потом служил в штаб-квартире НАТО, и поинтересовался: "Господин Галич! Сколько времени вы готовили это эссе?" - "Восемь минут в студии и - всю жизнь в придачу!" - ответил Галич" [ 1632 ]. А сын Юлиана Панича, Игорь Панич, со слов отца запомнил такой ответ: "Одна сигарета и вся жизнь" [ 1633 ]. Такой была атмосфера в Русской службе мюнхенского отделения "Свободы", и поэтому можно поверить Анатолию Гладилину, что если бы не покровительство директора радиостанции Френсиса Рональдса , который был буквально влюблен в песни Галича, то его бы там загрызли живьем [ 1634 ].

Причем эти интриги плелись не только против Галича, но и против других журналистов, и нередко подогревались Марией Розановой , которая была мастером в такого рода делах. В августе 1976-го она написала Галичу письмо, где пыталась его поссорить с Паничем, но Галич не только ее не послушал, но и вступился за своего друга перед американским начальством. Послушаем рассказ самого Юлиана Панича : "он передал нам письмо, простое письмо Марии Розановой, жены Андрея Синявского, ему, Галичу. В этом письме Мария Васильевна, совсем уже и не бескорыстно, видимо, таков был "социальный заказ" от редакционных наших интриганов во главе с Матусевичем , предлагала Галичу: "Да бросьте вы возиться с этими Паничами, которые если не КГБ, то все равно люди омерзительные", и далее - в таком духе. -Зачем вы даете мне это письмо?- спросил я.

- У директора радио "Свобода" Рональдса есть нечто подобное? Я думаю, вам следует знать, откуда будут бросать в вас камни. Я вас у Рональдса защищал" [ 1635 ]. От нездоровой атмосферы, окружавшей Галича, заболела его жена Ангелина и вскоре на почве алкоголизма попала в психиатрическую больницу . Юлиан Панич вспоминал, как вместе с женой Людмилой ездил провожать Галича на свидание к Ангелине: "мужской алкоголизм излечим. Женский - никогда. Это доказано врачами. - Не может быть, чтобы немецкие врачи были бессильны! Юленька, Людочка, съездим к ней, а?.." И мы ехали навещать Ангелину Николаевну - Нюшу в психлечебницу в Харре . Я помню, как однажды по дороге в Харр (а это достаточно далеко от центра Мюнхена, Харр - уже другой город) он сказал: - Во всем виноват я. Я не оглядывался, меня несло! А рядом тонул человек? <...> Я был всегда человеком общительным, а уж когда начались "домашние концерты".. Люди старались быть благодарными, они накрывали столы, ставили все, что могли достать, и, конечно же! А как без нее, проклятой? [ 1636 ] <...>Нюша не хотела отставать от меня. Или не хотела отпускать одного в эти приключения, ведь в то время каждый концерт неизвестно чем мог закончиться. Стукачи, "наружка" в "Волгах" под окнами. И ведь она очень ревнива! А я? Что - я?.."

Галич тяжело молчит, прикусив губу, мы уже въезжаем в парк больницы в Харре. - Я не задержусь! Извините меня, ребята. Но я один. - Задерживайтесь, сколько вам будет нужно! Мы погуляем в парке. Он проводит у жены час, два" [ 1637 ]. Однако, несмотря на болезнь Ангелины и постоянные склоки на работе, Галич держится, хотя Панич, который был режиссером многих его передач, сразу же замечает, как ему тяжело: "За стеклом, отделяющим режиссерскую комнату от студии записи радиостанции "Свобода", я вижу бледное лицо Галича. - Можно? - Начинайте, Аркадьич! Закружились бобины. Он набирает воздух в легкие и тяжело выпускает воздух. Пауза. - Стоп! Бобины останавливаются. Ему неймется, ему давно нездоровится; то ли климат его угнетает, перепады давления в Мюнхене - беда, и дома кошмар - Нюша уже которую неделю в психбольнице (алкогольный психоз), и на службе какие-то склоки. Он всегда ходит без галстука, а сейчас кажется, что рванул ворот - как наотмашь распахнута сорочка. - Принести воды? - Вода не поможет! Берет себя в руки. Хмурится - он собой недоволен. -Можно? - Можно. - Значит, девять минут? - Девять. Пальцы его, длинные, ловкие, холеные, перебирают струны гитары, и кажется, что только одного меня, сидящего за стеклом у пульта, хрипло спрашивает он: "Так, значит, за эту вот строчку, / За жалкую каплю чернил / Воздвиг я себе одиночку / И крест свой на плечи взвалил.

Кончена песня. Истлела сигарета. Постаревший на десять лет, из студии выходит крупный красивый мужчина и, учтиво попрощавшись с техниками и режиссером, уходит в коридор. Он идет ссутулившись, он несет, как крестьянин - лопату, свою гитару, отработавший свой оброк труженик. Поэт Александр Галич" [ 1638 ]. Фактически песни - хотя и ненадолго - спасали Галича от навалившихся на него проблем. Сидеть в одиночку дома ему было скучно, поэтому какое-то время он жил у Панича и развлекался, как мог: "Как-то вдруг Саша заявляет, что к нам сейчас приедут со шведского телевидения. Журналисты приезжают, уверенные, что они в квартире Галича,- все вокруг снимают и тут замечают меня: "А это кто?" "Это мой друг-режиссер, мы пишем мюзикл", - не моргнув глазом отвечает Галич. Шведы восторгаются: "Напойте, пожалуйста, с вашим режиссером хоть куплетик!". Галич берет гитару и, шепнув мне сквозь зубы: "Юлечка, подпевайте!", начинает: "Ты сходил в кино?" Я в ответ: "Да, я был в кино!" Повисает пауза. Галич шипит сквозь зубы: "Пой! "О, я видел фильм, тру-ля-ля! Кино? кино? кино?" - вывожу я с удовольствием. Потом это "кино" Галич не мог вспомнить без смеха" [ 1639 ] Это фрагмент одного из интервью Юлиана Панича. Более подробное описание эпизода с домашним спектаклем встречается в его воспоминаниях, из которых выясняется, что сам "спектакль" состоялся в 1975 году и Панич в это время находился дома не один, а вместе с женой Людмилой: "Галич свободно говорил по- немецки, но вопросы были банальными, а шведы - скучны до смерти. И тогда он, взяв гитару, изобразил перед ничего не понимающими шведами несколько музыкальных номеров и целые сцены из - никогда не существовавшего мюзикла. Он рассказывал и показывал тогда. И мы с Людой только дивились! "Вот именно в эти дни,- говорил Галич,- я с этими режиссерами (кивок в нашу сторону - нужно же было еще оправдать наше присутствие при съемке) готовлю мюзикл по песням прошлых лет". - "О! Мюзикл! Это так интересно! Поподробнее, господин Галич!?

Галич взбодрился и с ходу придумал название своего будущего произведения: "В котельной." ("Чувствую с напарником, ну и ну, ноги будто ватные - всё в дыму"). Эта котельная в рассказе Галича была основным местом встречи героев его песен: в нее с улицы спускались алкаши и сумасшедшие, бывшие зэки и вертухаи, тут же возникали образы погибших под Нарвой пехотинцев, и даже сам Сталин входил в виде ожившего вдруг памятника. Шведы слушали, разинув рты, и камера фиксировала всё, а лицедей Александр Галич играл перед ними настоящий спектакль. И мы, поборов неловкость от более чем смелой импровизации нашего гостя, подыгрывали ему и кивали с умным видом: "Да, мы вместе такое задумали", и даже пробовали подпевать Галичу.

Шведы ушли, вознаградив нас троих бутылкой "Абсолюта".[ 1640 ]. Галич грустно отставил в сторону гитару: "Вот и сыграли мы с вами, Юличка и Людочка, наш мюзикл" Другого шанса не предвидится. Что вы мне предлагаете - всерьез "написать мюзикл" А кому это здесь нужно? Здесь от нас никому ничего не нужно. Мы - Plusqwamperfekt! Давно прошедшее время!" [ 1641 ]. Однако Галич недолго оставался один - у него постоянно возникали романы с сотрудницами радио "Свобода", да и вообще он часто увлекался красивыми женщинами. На одном из фуршетов, устроенных у себя дома, он начал активно ухлестывать за Ларисой Мондрус (сыгравшей роль певицы в фильме "Дайте жалобную книгу" , а в 1973 году эмигрировавшей в Мюнхен), не зная, что рядом сидит ее муж - сотрудник латышской редакции радио "Свобода" в Мюнхене. Узнав об этом, Галич тут же переключился на ее подругу, но тем не менее вскоре подарил Ларисе свою пластинку "Крик шепотом" и надписал ее: "Нежной моей любви - Ларисе - очень сердечно. Александр Галич. 19-10-75". Сама Лариса Мондрус, разумеется, тоже была очарована его ухаживаниями. Когда ее спросили: "Ну и как тебе, Лара, Александр Галич?" - она ответила: "Большой шармер!" [ 1642 ] А в январе 1976 года, как сообщает неофициальный сайт певицы, "при посредничестве Александра Галича Лариса подготовила гастрольную концертную программу для израильской публики, в которой пела на русском, немецком, английском, итальянском языках, на идиш и иврите. Успех в Тель- Авиве, в Хайфе, в Иерусалиме и в других городах превзошел все ожидания"[ 1643 ] Между тем один из романов Галича имел серьезное продолжение.

В машинописном бюро радио "Свобода" появилась очень красивая секретарша лет тридцати пяти. Звали ее Мирра Мирник . Приехала она в Мюнхен из Риги вместе со своим мужем, который по роду занятий был мясником, и внешность у него была вполне соответствующая. Мирра же представляла собой полную противоположность мужу: высокая, стройная блондинка, с фигурой балерины, одетая в строгий рижский костюм. Вместе с тем она обладала одним маленьким недостатком, который, правда, придавал ей дополнительный шарм,- она не выговаривала букву "р" и слегка грассировала. Вот как описывал эту ситуацию коллега Галича Израиль Клейнер , увидевший Мирру в столовой радио "Свобода": "Она всегда сидела рядом с Галичем, и они обменивались счастливыми взглядами. Конечно, вся русская редакция жужжала по этому поводу, как улей" [ 1644 ]. С этого времени Мирра станет постоянной спутницей Галича и будет сопровождать его повсюду. Когда в конце октября 1975 года Галич впервые прилетел с концертами в Израиль, Ангелина все еще находилась в клинике, и он взял с собой Мирру.

Ссылки: