Год 1915-й

Немцы наступали. Фронт был под Сарнами в 300 километрах от Киева, но в Киеве началась уже эвакуация. Эвакуировался Киевский университет.

Киевская консерватория уезжала в Ростов-на-Дону. Многие киевские семейства уезжали самотёком. Трудно было достать железнодорожные билеты, платившим золотом продавали билеты вне очереди. Багаж разрешали брать не более пяти пудов на человека. В Ростов ехало семейство Юлия Александровича Кистяковского , уезжала туда же Вера Михайловна Михайлова , муж которой доктор Василий Николаевич был на фронте.

Уезжала в Ростов и Ольга Петровна Вакар с детьми, с нею ехал Глеб и Оля Лепешинская . Её брат, "Дядя" , уехал раньше с Верой Михайловной .

В Ростове у Глеба были две знакомые семьи - Режабеков и Янушевских . Янушевские жили в Нахичевани на Дону. Там же стали селиться и киевские беженцы. Все приехали с минимумом багажа. В нанятых у армян квартирах не было мебели. "Дядя" и Глеб закупили доски и столярный инструмент и стали изготовлять простую мебель для знакомых семейств: складные кровати, столы, табуретки, кресла с натянутым на раму холстом. Всё было не окрашенное и неполированное. Самодельный верстак стоял прямо в саду, благо осень была сухая и тёплая. Мастером был "Дядя" , Глеб помогал ему как подмастерье.

В Ростове были Киевская Консерватория и Варшавский Университет . На улицах можно было встретить много киевлян и варшавян. С консерваторией приехал Константин Николаевич Михайлов , из Варшавы приехала Анна Ивановна , вдова Анатолия Модестовича Вакара , с детьми - гимназисткой Надей , Алёшей и маленькой Машей .

Нахичевань на Дону своеобразный армянский городок, вдоль него идут улицы, их пересекают нумерованные линии. Дома большей частью одноэтажные. Перед домами на скамеечках сидят старушки, болтают и едят семечки.

В ясный осенний день Глеб, Боря Режабек и Оля поехали в Таганрог , город Чехова. Взяли напрокат парусную лодку и поплыли по спокойному Азовскому морю. Режабек сделал несколько удачных снимков. Таганрог жил своей обычной тихой жизнью. Казалось, что нет никакой войны. В Ростове война чувствовалась больше. Там были лазареты. В них работали жёны железнодорожных служащих, среди них была и Мария Максимилиановна Янушевская .

Вечерами Глеб ходил с Олей по незнакомым улицам Нахичевани и Ростова, по их довольно жалким, по сравнению с киевскими, садам, иногда по кладбищам с желтеющей листвой деревьев. Заходили в кино в Нахичевани или в сравнительно большое кино Ростова.

Тогда было ещё немое кино . Надписи на картинах поясняли действие. Места в кино были ненумерованные, поэтому публика врывалась в зал, как будто бросалась в атаку на неприятеля. Глеб и Оля ходили обычно на балкон, где было меньше мест и поэтому не было давки. С балкона было видно, как внизу открывались двери в зал и через них врывалась толпа. Первый ряд падал, по упавшим бежали люди второго ряда.

Иногда попадались неплохие картины. Некоторые врезались в память, как например история артистки, которая теряет красоту и голос и старушкой стоит на церковной паперти. Все картины фильма иллюстрировались стихами:

Сказать ли вам - старушка эта

Артистка славная была,

Она была мечтой поэта

И Слава ей венок плела.

Святая воля провиденья,

Артистка сделалась больна,

Лишилась голоса и зренья

И бродит по миру она...

Надежда Петровна звала Глеба к себе в Кисловодск. Мария Максимилиановна отпустила с ним Люду Янушевскую . Поехали с расчётом провести у Балашовых два дня. Поезда по Владикавказской дороге ходили исправно. Александр Иванович Балашов заведовал железнодорожной санаторией для туберкулёзных . Санатория и домик врача помещались на Ребровой Балке. Из санатории был отдельный вход в Кисловодский парк. Благодаря войне и поздней осени публики в парке почти не было. Деревья оделись уже в пёстрый осенний наряд.

Если мимо Красных камней пройти к Храму Воздуха, показывалась белая верхушка Эльбруса. Александр Иванович, кроме заведывания санаторией, имел и частную практику. Жили Балашовы значительно лучше чем в Киеве.

У Надежды Петровны образовался круг знакомых, частью состоявший из художников. Сама она лепила и писала пастелью. За девочками следила няня. Приятно было видеть эту счастливую семью.

Погостив у Балашовых, Глеб и Люда вернулись из Кисловодска в Ростов. Вскоре Мария Максимилиановна предложила Глебу давать уроки математики её младшему сыну Игорю . Это был приятный урок, так как Дика (так его звали в семье) был способным мальчиком и математика давалась ему без труда.

Затем оказалось вакантное место преподавателя математики в частном реальном училище Попова , где преподавал математику и физику Борис Режабек . Глеб, будучи студентом, не имел права быть преподавателем, но в военное время преподавателя было нелегко найти и директор передал Глебу преподавание в двух старших классах. Глеб сначала чувствовал себя несколько странно на педагогических советах, где кроме него и Режабека все преподаватели были пожилыми и придерживались освящённых годами традиций. Глеба они научили, как выяснять кто у кого из реалистов списал письменную работу - тетради при правке надо положить в том же порядке, в каком реалисты сидят в классе.

Тем временем в Киеве наступило успокоение, немцы по-прежнему стояли под Сарнами. Киевские семейства, переехавшие в Ростов, не двигались обратно, но одиночки легко возвращались в Киев. Под Рождество в Киев уехала Оля с братом. Глеб продолжал учительствовать в реальном училище. Он переписывался с Олей , которая находила, что писать писем он не умеет - пишет сухо, без души.

После Рождества пришёл в училище ответ от попечителя учебного округа. Он отказывался утвердить Глеба преподавателем, как студента, не получившего ещё высшего образования. Глеб затянул ремни на чемодане и уехал в Киев. Сначала он нашёл комнату в еврейской семье на Ново- Левашовской улице. В институте шли уже нормальные занятия. Приходилось браться за проэкты. Первым проэктом был проэкт стропильной фермы.

Окончив его, Глеб переехал в семью Платона Модестовича Вакара , где была свободная комната. Здесь, кроме работы для института, Глеб занимался рисованием вместе с двоюродными сёстрами. Все они рисовали, удачнее всего рисовала круглолицая Надя.

Их посещали подруги, чаще всего соученицы Веры по гимназии, Лена Фомичёва, черноглазая еврейка Тамара и другие. Вера и Надя Вакары мечтали предпринять в следующее лето путешествие по Кавказу. О том же думала и Надя, дочь Анны Ивановны, в Ростове*. Они переписывались, думая организовать путешествие совместно. Войну, которая давала себя чувствовать в городах всё больше и больше, они как-то не принимали всерьёз.

Ссылки: