Михаил Ардов: Ефимов Дмитрий Аркадьевич

Он сидит в глубоком мягком кресле с газетой в руках. Полосатая пижама, домашние тапочки. На голове седой бобрик, лицо выражает значительность, серьезность и ум. Взгляд из-под седых бровей я назвал бы свинцовым. Вот он опускает сложенный газетный лист, делает плавное движение правой рукой и раздельно произносит:

- Э!.. Ба-ра-хло...

Это его обычная реакция на все явления современной жизни, почти на все, что он слышит от близких, читает в прессе или видит по телевизору:

- Э!.. Ба-ра-хло...

С отставным генералом госбезопасности Дмитрием Аркадьевичем Ефимовым я познакомился в пятидесятых годах и регулярно общался в течение нескольких лет, поскольку на его младшей дочери Наталье был некоторое время женат мой близкий приятель Георгий Вайнер , впоследствии довольно известный писатель. Лет ему в ту пору было за пятьдесят, и нам, студентам, он казался глубоким стариком. Этот человек притягивал меня к себе, ибо принадлежал к миру Лубянки, к тому, что пугало нас всех, но и завораживало своей безмерной властью. Если суммировать мои впечатления о Ефимове, то он напоминал мне нож гильотины. Не самое устройство, не некое техническое изобретение, а именно нож - карающий, беспощадный...

Была в нем при всей профессиональной хитрости и уме какая-то удручающая примитивность, прямолинейность. Чувствовалась абсолютная готовность исполнить любой приказ. Вот он сидит в своем кресле и медленно поднимает голову от газеты "Правда". Лист опускается ему на колени...

- Да, - произносит генерал без тени юмора.- В Америке пролетарская революция пока невозможна... Империализм там еще очень силен...

Мы втроем стоим у плиты на небольшой кухоньке в генеральской квартире. Сам Ефимов, его зять и я. Генерал собственноручно снимает большую эмалированную кастрюлю с огня. - А теперь они должны настояться... Надо подождать минут двадцать...

Ефимов, уроженец Дона, учит нас, молодежь, варить со специями и есть раков. Биография у него была совершенно удивительная.

Был он сыном священника, каковое обстоятельство в свое время его карьере вредило. При том настоящее его отчество было не Аркадьевич, а Ардалионович. Но он еще до войны имел ромб в петлице, то есть был на Лубянке генералом. В самом конце тридцатых годов его послали в Ригу, он был там резидентом. Работал он под видом коммерсанта, был компаньоном какого-то предприимчивого латыша. Можно себе вообразить удивление и ужас этого человека, когда его скромный партнер по бизнесу после известных событий 1940 года вдруг стал министром госбезопасности Латвийской ССР .

Генерал Ефимов был одним из тех, кто лично предупреждал Сталина о готовящемся нападении Германии. В апреле 1941 года в своем персональном вагоне он прибыл в Москву и делал сообщение на Политбюро. Он говорил о том, что несколько сот сотрудников немецкого консульства в Риге не просто занимаются шпионажем, а готовят захват Латвии. После его речи Сталин не проронил ни слова. Зато выступил Ворошилов, который сказал буквально следующее: - Товарищ Ефимов хороший работник и преданный делу партии человек. Но он не владеет нашей наукой, марксизмом. А наша марксистская наука позволяет сделать бесспорный вывод о том, что в ближайшее время войны между Германией и СССР не будет. С тем Ефимов снова сел в свой вагон и отбыл обратно в Ригу. А события шли своим чередом. 19 июня в Риге генерал принял последнего своего агента, это был капитан какого-то немецкого судна. Он сообщил, что нападение будет со дня на день, потому что уже грузят бомбы на самолеты. Капитан добавил, что должен немедленно отплыть из Риги. (Таков был негласный приказ- все немецкие корабли отозвать из советских портов, а все наши под любым предлогом задержать у германских причалов.) - Тогда, - рассказывал нам генерал,- я повел его на продовольственный склад, и он погрузил на свое судно столько продуктов, что ему могло бы хватить до конца войны... А затем Ефимов заказал литерный поезд, погрузил на него документы своего ведомства, разместил в нем всех своих сотрудников с семьями, и 21 июня 1941 года этот состав отправился из Риги в Москву.

Во время войны Ефимов какое-то время был, если не ошибаюсь, в Новосибирске и, кажется, там познакомился с будущим министром путей сообщения Вещевым . Это обстоятельство имело важное значение в его судьбе. В конце войны побывал он и в Германии.

Тут я должен заметить, что он был бескорыстен и безупречно честен. Я сам видел в их квартире "германские трофеи" - несколько хрустальных бокалов и букет искусственных цветов. И при этом он сам рассказывал, что его коллеги по известному ведомству не брали даже золота, их интересовали только драгоценные камни ...

В частности, Ефимов упоминал эпизод, который стоит того, чтобы быть занесенным в анналы. Доблестные чекисты завладели в Дрездене короной Саксонских королей . Они извлекли оттуда все самоцветы, а корону расплющили. Самый крупный алмаз, ее украшавший, если не ошибаюсь, Абакумов послал в Москву в подарок своему начальнику по фамилии Мешик .

В 1945 году Ефимов присутствовал на торжественном заседании по случаю годовщины Октября. Это происходило в Большом Театре. Доклад делал Калинин, а Сталин с прочими функционерами сидел в президиуме. Калинин видел очень плохо, и доклад ему переписали аршинными буквами. Однако дело не обошлось без недоразумения. В какой-то момент докладчик прочел страницу, забыл ее перевернуть и стал читать то же самое... Когда несчастный "дедушка" принялся за ту же страницу в третий раз, Сталин со своего места издал выразительное "ГМ!" Из-за кулис тотчас же появился человек в штатском, стал позади трибуны и в нужный момент собственноручно перевернул страницу... Далее все шло гладко. После войны генералу Ефимову досталась, наверное, самая хлопотная должность во всем их доблестном ведомстве. Он стал министром госбезопасности Литовской Советской Республики .

Там шла настоящая война. В Вильнюсе улица, на которой жили все советские начальники, на ночь запиралась с двух сторон, как в средние века. И все же в дом, где жил Ефимов с семьей, была брошена бомба. Угодила она в детскую комнату, но его дочери, по счастью, были в это время в школе. О том страшном времени Ефимов вспоминал не без некоторого удовлетворения. Дело в том, что литовских партизан, "лесных братьев", с которыми он воевал, поддерживали с Запада, в частности из Лондона, Интеллиженс Сервис. А потому с профессиональной точки зрения это было весьма интересно - двойные агенты, провокационные акции и т. д. Первым секретарем компартии Литвы был несменяемый Антанас Снечкус .

Но так как точка была горячая, там был и эмиссар московского политбюро - М.А. Суслов . В здании ЦК их кабинеты соседствовали. И вот, рассказывал нам Ефимов, как-то среди ночи у него дома зазвонил телефон. Звонили из каунасского отдела госбезопасности. Голос в трубке сказал:

- Товарищ министр, мы вас просим немедленно приехать к нам в Каунас.

- А что там у вас случилось? - спросил сонный генерал.

- Задержаны две спекулянтки, которые торгуют сахаром.

- Вы что - с ума сошли?! - возмутился Ефимов, - у вас там милиции нет?..

- Мы все понимаем, - отвечали ему, - и тем не менее мы очень просим вас приехать...

Тут генерал сообразил, что в Каунасе у него сидят не круглые идиоты, а потому ехать придется. Он сел в свой "Мерседес" и к утру прибыл в Каунас. Там его ждал сюрприз. В местном ГБ сидели две дамы - жена и свояченица М.А. Суслова. Задержали их за то, что они разъезжая в персональном сусловском вагоне, выменивали на сахар предметы антиквариата. (Можно себе вообразить, что можно было выменять в послевоенной Литве на мешок сахарного песку.)

Ефимов усадил обеих узниц в свою машину и поехал обратно в Вильнюс. К этому часу уже открылись учреждения, и генерал ввел их прямо в кабинет Суслова.

- Михаил Андреевич, - сказал он, - примите ваших дам. Но я вас прошу впредь ограничить их активность. Вы сами знаете, какая сейчас обстановка в республике... Суслов пилюлю проглотил, но, как писал Зощенко, "затаил в душе некоторое хамство". В восьмидесятых уже годах я услышал о том, что в одном из московских судов слушается дело о наследстве Суслова - чада и домочадцы чего-то не поделили. При том говорили, что имущество покойного идеолога официально (т. е. явно занижено) оценивается в тогдашних двадцать миллионов. И памятуя о литовской эпопее, я в это легко поверил... А затем я вспомнил одно из самых любимых моих мест из "Бесов" Достоевского:

"Почему это, я заметил, - шепнул мне раз тогда Степан Трофимович, - почему это все эти отчаянные социалисты и коммунисты в то же время и такие неимоверные скряги, приобретатели, собственники, и даже так, что чем больше он социалист, чем дальше пошел, тем сильнее и собственник... почему это? Неужели тоже от сентиментальности?".

Вернемся же, однако, к моему сюжету. Довольно скоро после конфликта с Сусловым у генерала Ефимова произошло столкновение с хозяином соседнего с сусловским кабинета - со Снечкусом .

У литовцев, как известно, масса родственников за рубежом, в частности в Америке, и многие из них уже в те годы получали посылки из-за океана. И, разумеется, в Вильнюсе процветала торговля американскими товарами. И вот выяснилось, что одной из главных деятельниц этого подпольного бизнеса была жена первого секретаря ЦК - Снечкуса . Словом, Ефимову пришлось иметь неприятную беседу и с ним. Суслов к этому времени, кажется, уже вернулся в Москву, но они со Снечкусом сговорились Ефимова убрать и сделали это очень легко под тем предлогом, что в Вильнюсе должен быть министром госбезопасности литовец. И Ефимов сорока лет отроду в генеральском чине получает на Лубянке полную отставку. Разумеется, воспринимает он это - как жизненный крах.

Вот тут-то в его судьбе и сыграло роль приятельство с Б.П. Бещевым . А надо сказать, еще будучи литовским министром, Ефимов оказал ему неоценимую услугу. Дело было так. На Лубянке к нему обратился один из коллег.

- Слушай, Ефимов, ты Бещева знаешь? (А тот был уже заместителем министра путей сообщения.)

- Знаю, - отвечает Ефимов, - хороший мужик. А в чем дело?

- Понимаешь, - отвечает коллега, - его министр посадить хочет, все время на него пишет.

- Дай-ка, я взгляну, - попросил Ефимов. И он прочел несколько доносов, которые сочинил тогдашний министр путей сообщения на своего зама. После этого Ефимов встретился с самим Вещевым, ввел его в курс дела и дал несколько дельных советов, каким образом нейтрализовать министерские доносы и что, в свою очередь, выдвинуть против него. В результате Бещев подсидел своего шефа, и сам стал министром. И вот уже будучи в отставке, как-то летом, Ефимов по обыкновению всех тогдашних начальников поехал на футбольный матч, на стадион "Динамо". Там он увидел Бещева, который ему очень обрадовался и спросил:

- Ты где теперь?

- Нигде,- отвечал Ефимов. - Я - в отставке...

- В отставке? - изумился министр. - Так я тебе работу дам... И он немедленно сделал Ефимова своим заместителем по охране железных дорог. Разумеется, Ефимов считал подобное назначение для себя унизительным, но именно эта должность и спасла ему жизнь. В то время на Лубянке началась очерёдная кровавая баня, и все это кончилось лишь с расстрелом Берии и его ближайших приспешников...

А про Ефимова там забыли, он так и сидел под крылышком у Бещева... Мы с его зятем, бывало, за глаза подтрунивали над отставным генералом. Мы называли его "экс-гауляйтером Литвы" и обсуждали такой гипотетический сюжет: Литва отделяется от союза, их командос похищают Ефимова, а потом его судят в Вильнюсе, как израильтяне Эйхмана в Иерусалиме. Мы тогда не могли себе представить, что наступят такие времена, когда сюжет этот станет весьма реалистическим. Только вот сам генерал до этих дней не дожил. Помнится, в начале шестидесятых пришлось мне уехать на два дня в Вильнюс. Когда я вернулся оттуда, Ефимов расспрашивал меня о впечатлениях, а они были довольно отрадны. На фоне московской всегдашней неустроенности Прибалтика радовала эдаким невытравленным европеизмом. Чистые улицы, уютные кафе, отсутствие очередей...

- Да, - отзывался наш "экс-гауляйтер",- в том, что там теперь нормальная жизнь есть толика и моего труда...

А я тогда постеснялся, а, может быть, и побоялся сказать ему напрямик, что вся эта относительная нормальность существует именно вопреки его собственным и его товарищей усилиям.

Ссылки: